первостепенные для общественного деятеля, ответственность, принципиальность, справедливость и, наконец, то, что Гегель называет 'безукоризненно благородным характером', имея в виду нечто иное, чем проявляемые человеком моральные достоинства 'по обязанности', 'из чувства долга'. Добродетели, которыми обладал Сократ, были деянием его индивидуальной воли, выработаны им сознательно и потому не могут быть объяснены природной (по-современному - генетической) предрасположенностью или просто выведены из нравов той эпохи [Подробнее об этом см.: Гегель. Эстетика. В 4-х т М., 1973, т. 4, с. 177 - 181].
Не каждому дано проявить себя на поприще искусства. Но каждый может стать автором по крайней мере одного 'художественного произведения' создать себя как личность, уникальность которой будет иметь всеобщее, общечеловеческое значение и ценность. Сократ - лишь один из множества примеров, подтверждающих эту истину.
Общительность Сократа представляет собой некую типологию отношений с миром и окружающими людьми.
С кем же, о чем и как ведет свои беседы Сократ?
СОКРАТ И 'УЧИТЕЛЯ МУДРОСТИ'
...Когда ты говоришь неправильно, это не только само по себе скверно, по и душе причиняет зло.
Платон
Поистине, легче говорить, как Аристотель, и жить, как Цезарь, чем говорить и жить, как Сократ. Здесь именно предел трудности и совершенства: никакое искусство ничего сюда не прибавит.
Монтенъ
Драма Сократа вовсе не исчерпывается внешними трагическими обстоятельствами последних дней его жизни, когда мудрейший из афинян вынужден был выбрать смерть как наиболее достойный выход из положения. Драма назревала давно и изнутри, так что нелепое и легко опровергаемое доводами разума (Сократ убедительно показал это во время процесса) обвинение малоизвестного поэта Мелета было лишь чисто событийным завершением подспудно назревавшего конфликта. Для того чтобы проникнуть в смысл последнего, надо уяснить себе, что такое быть 'философом' и что значит 'философствовать', ибо далеко не всякий, кто профессионально занимается философией, является философом. Будучи прирожденным философом, мыслителем по призванию и явив собой пример 'олицетворенной философии' (К. Маркс), Сократ раздражал и возмущал окружающих именно своим делом.
В своем защитном слове Сократ сам обнажил суть конфликта, которую никто из его обвинителей не рискнул высказать публично. 'Дельфийский бог назвал меня мудрейшим только за то, что я знаю, как мало значит моя мудрость!
За то, что я неустанно сомневался - утром, днем, вечером! И оттого я вел беседы с вами!
Сократ мечтал, что в результате этих бесед вы наконец-то станете различать главное: стыдно заботиться о выгоде и почестях, а о разуме и душе забывать. И я надоедал вам своими беседами и беспокоил вас сомнениями. Я жил среди вас как овод, который все время пристает к коню. К красивому, благородному, но уже несколько обленившемуся коню и поэтому особенно нуждающемуся, чтобы хоть кто-то его тревожил. Это опасное занятие - беспокоить тучное животное. Ибо конь, однажды проснувшись, может пришибить ударом хвоста надоедливого овода. Не делайте так, афиняне! Я стар, но еще могу послужить вам. А другого овода вы не скоро найдете. Ведь получаю я за эту работу только одну плату - - вашу ненависть! Свидетельством тому моя бедность и сегодняшний суд'.
Сократ не уговаривает и не пытается разжалобить афинян, а лишь защищает смысл своего призвания быть философом-гражданином, заботой которого является познание сути происходящего (выяснение того, 'как обстоит дело в действительности', скажет платоновский Сократ), а отнюдь не навязывание или внушение своего мнения окружающим, чем с успехом занимались 'завзятые спорщики'.
Впрочем, некоторые хорошо знали, кого и за что они судят, хотя и не решались высказать это открыто. И среди них кожевник Анит. 'Ты мешал всем, - говорит он Сократу перед его смертью. - Умным потому, что многое из того, что приходило в голову тебе, приходило в голову и им. Но они молчали. А если кто-то молчит, ему совсем не нравится, когда говорит другой...
Ты мешал глупым - они тебя не понимали...
Ты мешал тем, кто не верит, потому что требовал веры... Ты мешал тем, кто верит, потому что их раздражала твоя вера, при которой надо все время проверять сомнением - истинна ли она'.
В молодые годы Анит, по его словам, тоже занимался философией, но очень скоро пришел к выводу, что стоящему человеку она нужна лишь до тех пор, пока 'он не станет вредить себе излишней мудростью'. Поэтому для практичного Анита беседы 'утонувшего в философии' Сократа не что иное, как 'болтовня', не имеющая отношения к серьезным делам и нормальной жизни. Его мнение разделяют многие сограждане, которых раздражает стремление Сократа во всем дойти до истины и его рассуждения о недостижимых (с точки зрения приземлешю мыслящего человека) добродетелях. Позиция Анита не столь уж глупа, как может показаться на первый взгляд.
Далеко не всегда человек стремится к истине.
Иногда он бежит от нее, утешая себя сомнительной формулой, что 'счастье в неведении'.
Играя на подобной казуистике человеческой психологии, оказывается, можно многое обрести - почет, богатство, даже уважение - и, более того, превратить само бегство от истины в особое 'занятие', как это сделал сценический антипод Сократа - Продик. Этот вымышленный персонаж представляет собой собирательный образ влиятельной тогда школы софистов, очень скоро превратившихся в фокусников от философии, умело жонглирующих увертками и парадоксами, чтобы обойти суть дела.
Красивый, благополучный, сытый и довольный Продик с сознанием собственного величия, снисходительно взирает на 'чудака' Сократа, мудрость которого всегда казалась ему глупостью, и тем не менее завидует этому чудаку и глупцу. Не странно ли, богатый завидует бедному, красивый уродливому, записавший и издавший свои мысли - тому, кто даже не потрудился этого сделать со своими мыслями, почему-то, однако, известными всем и без того?
'Блистательный' Продик, не открывший ни одной истины, которой бы не знали уже все, но умеющий доказать людям, обладая всего лишь красноречием, что смыслит в вопросах врачевания больше, чем самый знающий из врачей, никак не поймет, почему раздражающий всех своими попреками Сократ пользуется такой славой и известностью. Продик ищет причину в психологии толпы, которая, считает он, 'интересуется только непохожими' на нее, и далек от мысли, что причина может лежать ближе, рядом.
Сократ отвечает ему: '...ты живешь один.
Ты - Продик, сам - Продик. А рядом со мной всегда находился некий человек, который меня обличал и мучил. Понимаешь, стоило мне произнести любую истину, которая так ясна нам с тобой, как он тотчас ее опровергал... Я ведь тоже думал, что главное - быть богатым, пользоваться почетом... Но как только я произносил это вслух, он бросался на меня с бранью и приводил тысячу примеров, когда быть богатым...
и пользоваться почетом - было очень стыдно.
И что ужасно, я никогда не мог от него избавиться. Ибо он жил... рядом со мной... в одном доме... даже в одном теле. И это он мучил меня, задавая вопросы, на которые нам с тобой хорошо известны ответы, а ему - нет. И оттого я не сумел прожить жизнь так, как прожил ее ты.
И оттого я здесь (в темнице. - В. Т.), а ты пришел сюда ко мне... Но что же у нас получается, Продик? Ведь это ты должен был открыть мне то, чего не знаю я... А у нас выходит наоборот'.
В отличие от Сократа Продик не знал сомнений и рефлексии, он 'не огорчал себя мыслями'
и оттого, с иронией замечает Сократ, всегда будет юным, рассудком по крайней мере. Прожить жизнь не размышляя, основывая свои решения и поступки лишь на мнениях других, не утруждая свой разум трудными вопросами бытия, безусловно, и легче и спокойнее, чем мучиться в поисках истины, задаваться бесконечными 'почему?'. Незнание ведь тоже бывает разным.
Незнание невежды, или любителя 'настаивать на излюбленной идее', не то же самое, что незнание активно познающего мир, или понявшего относительность своих познаний. Бывает незнание, писал Монтень, 'полное силы и благородства, в мужестве и чести ничем не уступающее знанию, незнание, для постижения которого надо ничуть не меньше знания, чем для права называться знающим' [Монтень М. Опыты, кн. 3, с. 315.]. Таково мудрое 'незнание', запечатленное в народных сказках, легендах, мифах, притчах. Таково незнание неученого мужа, готового учиться, не утратившего способность удивляться, и незнание ученого, 'знающего', однако не боящегося признать свою неправоту в научном споре. Тех, кто не знает, можно научить. Нельзя помочь тем, кто не хочет знать. Мудрость - дело наживное. Была бы охота...
