Тришка сплюнул. В ином квартале вообще ни домового, ни дворового, ни какого иного жителя, а тут в первую дыру сунулся и на подвального напоролся! Хорошо еще, не сразу его подвальный заметил, а только на выходе.
- Да ладно тебе, ладно! - заверещал Тришка. - Заберу, только пусти!
Подвальный, судя по железной хватке лап - из бывших овинников, привычных ворочать мешки с зерном, встряхнул Тришку и отбросил в сторону.
Надо полагать, он шел на запах и на звук, а глазами незваного гостя увидел, только когда тот гость, выронив мешок, приложился к стене и сполз на пол.
- Ого! - сказал подвальный. - Кто ж ты таков? Я и не разберу!
- Из домовых мы, - тряся башкой, чтобы выгнать из нее гул, отвечал Тришка.
- А мастью в кого уродился?!
- Да смою я эту масть, она у меня временная!
- Скрываешься от кого, что ли? - тут подвальный поскреб лапой в затылке, осознавая ситуацию. - Ежа угнал, что ли?
- Да на кой он мне?.. - Тришка вздохнул. - Хочешь - забирай его насовсем. Или подари кому. Ежи мастера мышей ловить, когда не спят.
- Нет, ежа не надобно. Куда же ты, домовой, собрался?
- В лес его, дурака, отогнать велели.
- Кто велел?
- Да старшие.
- А потом?
- Потом - еще дельце есть.
- А потом?
- А потом - домой. Коли жив останусь.
- С ежом я тебе пособлю. У нас тут автомобильный служит, я с ним уговорюсь. А ты оставайся. Подкормим тебя, а то, гляжу, совсем хилый.
Тришка хотел было возразить, что общество назвало его крепким и для трудного пути пригодным, но посмотрел на подвального и понял, что возражать тому следует как можно реже.
- А что за автомобильный? - спросил он, чтобы поддержать беседу.
В доме, где служил Мартын Фомич, жило немало владельцев личного транспорта. Это были мужчины серьезные, и свои машины так лелеяли, что куда там домовому! Поэтому и не приходило никому в голову нанимать особую обслугу для транспорта. Однако в богатом хозяйстве могли держать автомобильного просто чтобы выделиться и заставить о себе говорить.
- На третьем этаже у нас Панкратий Дорофеевич служит. Там богато живут, и домовиха есть, и подручных четверо, хозяин рес-то-ран держит. А рес-то-рану постоянно провизия требуется. Вот у них хозяйская машина есть, хозяйкина, сыну купили, а еще колымага - картошку с капустой возить. Там задние сиденья сняли, много чего загрузить можно. И она, колымага, оттого грязная, да еше вечно какую картофелину забудут, или луковицу, или еще чего, вонь потом стоит. Панкратий Дорофеевич подумал и взял безместного Никишку в автомобильные. Так вот - хозяин на деревне с кем-то уговорился и туда за провизией раза два-три в неделю непременно сам съездит, отберет самое лучшее, никому более не доверяет. Можно твоего ежа в багажник загнать, а потом Никишка его втихомолку выгонит. А на деревне еж сам сообразит, куда деваться.
- И то верно, - согласился Тришка. - Не знаю, как тебя и благодарить, дяденька, прости - имени- отчества не ведаю.
Он радости, что удалось без лишних хлопот избавиться от ежа, он пустился в стародавние любезности, до сих пор принятые у пожилого поколения домовых.
- Я батька Досифей.
- А по отчеству?
- И так сойдет.
Тришка побоялся даже плечиками пожать. Батька Досифей, при всем при том, что заговорил ласково, вид имел грозный. Одна густая и жесткая волосня чего стоила.
- Стало быть, спешить тебе некуда, - решил подвальный. - Я до Панкратия Дорофеевича дойду, потолкуем. Может, даже прямо завтра ежа твоего отправим. А ты жди меня тут. Вернусь - ужином тебя покормлю, на ночлег устрою.
И пошлепал прочь.
* * *
Молчок может и подождать немного - так решил Тришка, когда батька Досифей привел его в свои хоромы.
Подвал был поделен на клетушки, где жильцы раньше хранили дрова, а теперь - всякую дребедень. В одной подвальный нашел ящик с детскими игрушками, совсем древними, и там оказалась мебель - кровать, шкаф, стол со стульями, да все - не на тощих теперешних кукол, а на старинных, основательных. Все было покрыто чистыми лоскутками, на столе стояли плошечки с едой, Тришка еще мешок развязал - прямо хоть пир устраивай!
Пока разложили припасы - заявился и Панкратий Дорофеевич с домовой бабушкой.
- А что? - сказал он, охлопывая Тришку по спине и по плечам. - Малый справный. Такому не помочь - грех. Никишка завтра в дорогу спозаранку отправляется, я ему велел ежа в багажник загнать.
- Я помогу! - вызвался Тришка. - Багажник высоко открывается, ежу придется досточку положить, иначе не залезет, да как бы еще с нее не свалился.
- Сам справится, - отрубил Панкратий Дорофеевич.
Тришка понял - завидовать бедному Никишке не приходится.
Матерый домовой меж тем продолжал его изучать.
- Ты из которых будешь? - спросил наконец.
Тришка растерялся. Конечно же, батя учил его отвечать на этот вопрос, да только задали его впервые в жизни. До сих пор Тришка встречался только с теми, кто и без вопросов знал всю его родню.
- Я из Новых Рудков, - сказал он, имея в виду городской район, где родился.
- Выходит, и Старые есть? - удивился Панкратий Дорофеевич. - Нет, ты мне про род. Кто батя, кто дед, кто прадед. Когда пришли, чем занимаются.
- Батя, Орентий Фирсович, в Новых Рудках домовым в девятиэтажке, мамка при нем. Дед - Мартын Фомич...
- Дед - Фирс, а по отчеству? - перебила его супруга, Акулина Христофоровна, весьма почтенная домовая бабушка.
Тришка смутился - дед Фирс, женив сына, перебрался куда-то на покой, так что внук его почитай что и не знал.
- Да ладно тебе, - вмешался батька Досифей. - Видно же - из домовых.
- Не встревай! Нам род хороший надобен! Чтобы старших много! прикрикнул на него Панкратий Дорофеевич. - А Мартын Фомич - кто?
- Мамкин батя. Я при нем подручным.
- Где служит? - не унималась домовиха.
Тришка, как умел, описал квартал в центре города.
- Место приличное, - согласился Панкратий Дорофеевич. - Теперь про соседей давай.
Тришка умаялся языком молотить. Когда добрался до старенького Феодула Мардарьевича, собеседник обрадовался:
- Этого я знаю1 Этот - наш! Почтенный! А ты, стало быть, Трифон Орентьевич?
- Так я ж еще не женатый! - удивился Тришка. И точно - молод он был, чтобы зваться по имени с отчеством, не заматерел. Хотя многие безместные молодые домовые сами себя с отчеством величают, и ничего.
- Ешь давай, Трифон Орентьевич, - велел дядька Досифей.
Тришка, обрадовавшись, что можно помолчать, и занялся делом.
Поужинали, проводили гостей, и тогда батька Досифей указал Тришке место для ночлега.
После дневки сон не шел. Тришка ворочался, улаживался то так, то сяк, и все ему было плохо. Вдруг он услышал осторожный голосок.