укрепленное в нише на штырях, должно было символизировать богатство здешнего меню.
Скульпторша заботилась о художественных эффектах. Она требовала сдвигов на неуловимые доли миллиметра. Валька и Димка покорно перемещали свой ихтиологический гибрид.
Когда Гронская, поправляя рыбий хвост, встала на цыпочки возле Вальки и задела его грудью, он понял страшную вещь. Эта немолодая женщина ему нравилась, и нравилась именно тем, что в любой другой могло бы и оттолкнуть, - своей уверенной силой.
Мысленно Валька засуетился, ища возможность как-то с ней встретиться за пределами столовки. Кроме всего прочего, знакомство могло оказаться очень даже полезным. Она принадлежала к тому кругу людей искусства, в который заводскому оформителю-самоучке хода не было. И следовало сейчас сказать ей что- нибудь такое, чтобы она сразу поняла - он тоже не лыком шит, на выставках бывает, и этим вот, которых выдернули из цеха на полчасика - интерьер приколачивать, не чета...
- Учись, Валентин, - вдруг бодро адресовался к нему Денис Григорьевич. - Вот как мастера работают. Семь раз примерь - один раз отрежь. Не то, что некоторые - тяп-ляп, как на бумагу шлепнулось, так и ладно будет, и твердый знак с мягким путают.
Парторг подал Вальку Гронской, как на блюдечке, это он умел.
- Ну, что же вы человека конфузите, - разумеется, вступилась она. - Я тоже их путаю и ничего, жива.
- Вам можно. Вы их аршинными буквами на транспаранте не пишете, над вами весь завод потешаться не будет.
- Вы художник-оформитель? - обратилась скульпторша к Вальке.
- Он самый...
- Учитесь где-нибудь?
- Два раза на вступительных в академию провалился! - сердито отрапортовал Валька. - И больше туда не собираюсь!
- А напрасно, - гнул свою линию Денис Григорьевич. - В тебе определенно что-то есть.
- В его работах, вы хотите сказать? - поправила Гронская.
- Валентин, ты бы сбегал, принес, показал! - мгновенно среагировал хитрый парторг. - Пусть тебе умный человек скажет. А то корпишь-корпишь, как рак-отшельник, а потом в академию проваливаешься.
- Это будет очень интересно, - нейтральным тоном заметила скульпторша, - но давайте сперва добьем композицию. А то у меня в четыре комиссия, и это заседание я не могу пропустить.
Валька почувствовал себя, как отодвинутая мебель.
Он выключился из общего разговора и был очень доволен, когда рыбину стали приколачивать к стенке, а его отпустили.
Размышляя о том, что нечего неудачникам соваться к заслуженным и народным, Валька побрел к выходу. Гронская чуть раньше опять отправилась в дальний угол зала, чтобы бросить окончательный взгляд на композицию, и оказалась возле кассы одновременно с Валькой.
- Предлагаю такой вариант, - негромко сказала она. - Моя мастерская возле озера. До конца недели я буду там безвылазно, работы накопилось. Привозите свои вещи. Может быть, я смогу вам чем-то помочь.
- А это где? - ошарашенно спросил Валька.
Скульпторша дала адрес. Валька шепотом повторил его.
Весь этот разговор произошел очень быстро и для посторонних незаметно. Они могли понять это так, что Гронская вглядывается в свою бронзу и небрежно спрашивает у Вальки, как впечатление.
А потом она, не прощаясь, направилась обратно к нише.
Валька же двинулся к выходу и налетел на Маринку с кассиршей Крутиковой.
- Ну, ты даешь! - шепотом восхитилась Маринка. - Тут все перед ней на пузе ползают, а она его на дачу зовет!
- Тоже нашла сокровище... - брюзгливо заметила Крутикова. - Гений непризнанный, художник от слова 'худо'.
Удаляясь быстрым шагом от развеселившихся женщин, Валька услышал за спиной и вовсе пренебрежительное:
- Ни кожи, ни рожи!..
Конечно, странно было, что - сама Гронская, и вдруг - оформитель Валька, который действительно 'ни кожи, ни рожи'. Валька понимал, что с ее-то внешностью и в шестьдесят можно замуж выскочить. И наверняка вокруг нее вертелись стаями непризнанные гении, наверняка они ей до полусмерти надоели.
Так в чем же дело?
Этот вопрос не давал Вальке покоя до субботы.
Дома к его сборам отнеслись с добродушной иронией. В субботу с утра Татьяна повытаскивала из антресолей все его ранние работы, запакованные в коробки из-под конфет. Он перебрал их и вздохнул - стыд и срам, старшая группа детсада... Вот разве что любимые геометрические композиции с шарами и призмами, да и то - какой в них внутренний смысл? А новых было две, и обе - позавчерашние.
Все это время Валька мурлыкал про себя ту утреннюю песню. Под впечатлением он вытащил из-за стекла охапку художественных альбомов, над которыми теща дрожала, потому что - живые деньги, и выяснил, как на самом деле выглядит гондола. Естественно, попробовал нарисовать ночной пейзаж с водой и гондолой, но вранье получилось страшное, а главное - ничего общего с песней. Тогда он нарисовал женщину в длинном платье за маленьким пианино, возле вазы с букетом. Тут уж песня хоть чуточку, да зазвучала.
А когда он обошелся без пианино, когда он просто поставил эту женщину у окна, возле стола с вазой, и положил ее руку на подоконник возле скомканных перчаток, а тонкая прядь выбилась из узла на шею и грудь, а вдали как-то сами собой возникли невысокие плоские холмы и река... причем ничего в этих холмах и реке не было итальянского...
Собираясь к Гронской, Валька обнаружил, что у нарисованной женщины одна рука короче другой, и вообще все сделано ужасно. Но поздно было малевать что-то новое. Он запаниковал.
Татьяна, которая в таких вещах напрочь не разбиралась, в конце концов ругнула его и отправилась с Илонкой гулять. А Валька еще полчаса сидел на тахте и громил вдребезги свои вчерашние мечтания. Он уже видел, как разложит перед ней на полу - знаем ваши богемные нравы, знаем! - свои листы, как она, конечно же, забракует первый, второй и третий, а над четвертым задумается, над пятым тоже. Потом медленно подойдет к телефону, накрутит номер и скажет в трубку другой какой-нибудь знаменитости: 'Послушай, старик, я тут интересного парня нашла, не возьмешь ли ты его к себе осенью на дизайнерские курсы? Способный, да...' Или что они там говорят друг другу в подобных случаях.
Кое-что он все же отобрал. Остальное теща заставила вернуть на антресоли и только тогда выпустила из дому.
Дорога к Гронской заняла больше часа.
Ее дом стоял в дачном поселке среди свеженьких коттеджей, хотя на вид был довольно старый. Через дорогу как раз доделывали очередную новостройку. На крыше особняка возился коренастый мужичок в спецовке.
Перед домом Гронской был огород. Снег уже сполз, открыв голые грядки. За домом и справа от него был старый сад, калитка же находилась в проулке. И Валька понял, что Гронская и ее друзья - ленивые люди. Им удобнее было проковырять дыру в проволочном заборе и топать к порогу через грядки, чем огибать угол и входить в дом приличным образом.
Валька вошел через калитку, миновал заросли сирени и постучал в дверь. Гронская громко пригласила вовнутрь.
Он вошел.
Из крошечной кухни-прихожей мастерская была видна вся целиком, потому что дверь между ними отсутствовала.
Гронская приветливо смотрела на Вальку из-за постамента, над которым лежала в воздухе женская зеленая фигура около метра длиной. Ее, как тот ихтиологический гибрид, поддерживали штыри, только не сбоку, а снизу.
