Валька повесил куртку на вешалку, приткнул к стене сумку и вошел. Гронская вышла из-за фигуры поздороваться. На ней были майка и тренировочные штаны - все облегающее. А тут еще Валька углядел в углу гипсовую обнаженную даму, всей статью сильно похожую на Гронскую, и ему стало неловко.
Гронская приказала Вальке быть как дома и ушла на кухню варить кофе. Он и стал слоняться по мастерской.
Эта комната была больше, чем вся Валькина жилплощадь с ванной и туалетом вместе. Вдоль одной стены тянулись пятиэтажные нары из таких здоровенных досок, что хоть гостей спать укладывай - предварительно поснимав бронзовых болванчиков, гипсовые рожи, кривые кувшины и прочие, очевидно, еще студенческие грехи хозяйки. Напротив стояла этажерка с такой импортной искусствоведческой литературой, что теще и не снилась.
Над этажеркой висело маленькое пыльное распятие из блекло-желтого пластилина.
Крест за фигуркой Спасителя едва угадывался. Собственно, крест образовали канонически расположенное тельце и распростертые руки... впрочем, руками они могли показаться лишь издали. Это были два пригвожденных к кресту крыла.
Было в этой фигурке что-то такое пронзительное, такое отчаянное, что Вальке стало стыдно разглядывать ее с любопытством, пусть даже и с творческим любопытством.
Увидев на широком подоконнике наброски, Валька ухватился за них, стараясь не возвращаться взглядом к распятию.
Это была обнаженная лежащая девушка. На чуть намеченном лице выделялись разве что очки, да еще толстая коса лежала на груди. Эту девушку и лепила Гронская, видимо, пользуясь эскизами, когда натурщица отсутствовала. Только у зеленой пластилиновой фигуры короткие волосы торчали дикими клочьями, да и лицо тоже было диковатое...
- Садитесь, - сурово сказала Гронская. - Сейчас попьем кофе. Да не хватайтесь вы за сумку!
Валька, подавшийся было к прихожей, окаменел.
- Совсем не обязательно обливать ваши работы кофеем и мазать их яблочным повидлом, - пытаясь смягчить оклик, объяснила Гронская. - Начнем с моих многочисленных вопросов... Во-первых... вам с сахаром?
- Да, - ответил Валька. Гронская, сунув руку за ситцевую занавеску, вытянула круглый белый одноногий столик.
- Там у меня лежбище, - объяснила она. - Когда ночью не спится, устраиваю себе банкеты.
Нисколько не смущаясь, Гронская собрала со столика грязную посуду, в том числе и коньячную бутылку, и унесла на кухню.
Валька с интересом посмотрел на этот столик. Где-то что-то похожее он недавно видел, с такими же маленькими нелепыми лапками, отходящими от основной ноги...
Гронская принесла с кухни две огромные глиняные кружки с горячим кофе, хлеб, банку с повидлом и здоровенный, на вид очень старый охотничий нож.
- Люблю старое оружие, - ответила она, не дожидаясь Валькиного вопроса. - Ну, поехали. Сколько вам лет?
- Двадцать пять.
- Намазать повидлом?
- Пожалуйста...
- Давно рисуете?
- Со школы.
- Лепить не пробовали?
- Как-то не получалось.
- Зря вы так нарядились.
Валька, и без того ошалевший от стремительного допроса, вовсе онемел. Татьяна же нарочно выдала лучший свитер!
- А то бы я прямо сейчас вручила вам корыто с глиной и посмотрела бы, на что вы способны.
Она так это сказала, будто принесенные работы не заслуживали ее высочайшего внимания. Хотя - вдруг их Вальке кто-то поправлял и вылизывал?
- А нет у вас старого халата? - вдруг, обидевшись, потребовал Валька. - Или рубашки?
- Точно! Халат я вам дам. А корыто одна вытащить не смогу, - без всякого удивления ответила Гронская.
- Тяжелое?
- Тяжелое - ерунда. Оно так стоит, что не подступишься. Если Пятый что-то сдуру засунет - краном не вытащишь.
Валька чуть не спросил - что еще за Пятый? Но слишком странно прозвучало слово - он мог и ослышаться.
- Вытащим, - пообещал он.
- Да вы допейте сперва кофе, - удержала его за столиком скульпторша. - Булку ешьте. Совсем забыла - у меня еще халва осталась. Вы любите халву?
Странным было, во-первых, то, что при таких словах все женщины гостеприимно улыбаются, Гронская же и не пыталась; во-вторых, она вдруг засуетилась; в-третьих, эта суета совпала с неожиданным Валькиным ощущением - будто за ними исподтишка наблюдают.
Отродясь он не чувствовал затылком чужого взгляда. Но тут сразу понял, что надо обернуться.
По ту сторону окна облокотился о подоконник человек.
Он был фантастически круглолицый, только платочка недоставало, чтобы вообразить его улыбчивой деревенской бабулей у окошечка. Да еще стоял не с той стороны...
Гронская махнула ему рукой, чтобы заходил. Она сидела лицом к окну и наверняка видела, как подкрался этот человек. Но махнула лишь тогда, когда и Валька его заметил.
Пришелец, сняв куртку, вошел в мастерскую, и Валька увидел, что он не просто плотный, а даже толстый, хотя совсем не старый. Снял он и шапку. Оказалось, что его круглая голова подстрижена смешным ежиком, еще более почему-то забавным оттого, что пришелец начинал лысеть.
Небольшие темные глаза под красивыми соболиными бровями смотрели вполне простодушно.
- Знакомься, Широков, - сказала скульпторша. - Вот, новое дарование я откопала. Зовут - Валентин. Двадцать пять лет. Будет поступать к Микитину на дизайнерские курсы.
Именно такие слова нафантазировал Валька. Реплика была - в самый раз для знакомства, каждое слово - правда, и про курсы тоже, Валька понимал это. И все же Гронская сейчас лгала - голос был лживый...
- Анатолий, - сказал Широков и протянул руку.
- Кофе будешь? - спросила Гронская.
- Буду. Ты еще для Карлсона чашку поставь, он как раз с крыши слезает.
- Нашел себе трактир... - пробурчала Гронская. - Ладно, я ему яичницу пожарю и пусть уматывает, а ты спустись с Валентином в погреб и вытащи корыто с глиной. Сам его туда затолкал - сам и извлекай!
Широков повел Вальку в погреб.
Он действительно так лихо задвинул корыто за ящики и бочки, что в одиночку можно было только вцепиться в край и тянуть до грыжи. Но Широков легко и даже изящно сдвинул пирамиду тяжелых ящиков, а вся польза от Вальки была в том, что он придержал дверь, пока Широков тащил корыто по лестнице. В мастерскую они внесли его вдвоем.
Там Гронская ставила на столик сковородку с яичницей, а коренастый мужичок с крыши вытирал свежевымытые руки.
- Карлсон, - невозмутимо представился мужичок. - Поскольку живу на крыше.
- Очень приятно, - ответил, покосившись на Гронскую, Валька. Валентин.
- Рад встрече с молодым дарованием! - пижонисто заявил мужичок. - Ибо уважаю талант в любых его проявлениях. И всякий раз, как сталкиваюсь, чрезвычайно радуюсь. А на днях я и в себе обнаружил зерно таланта. И сейчас бережно его пестую.
- Ты его поливай, - посоветовал Широков.
- Ешь скорее, - мрачно приказала Гронская. - Остынет, сам фырчать будешь.
- Для того, чтобы грамотно построить баню, талант тоже необходим, и даже в большей мере, чем для
