Трускиновская Далия
Стихи
Трускиновская Далия
Стихи
Вступительное слово
Ребята, я - уникальный случай. Я - бард без гитары. Все попытки освоить эту штуку были безуспешны - хотя я занималась музыкой лет восемь и даже играла в ансамбле аккордеонистов. Но бард с аккордеоном - это уже что-то запредельное. И с голосом напряженка. Про такие голоса присутствующие обычно говорят - пой, пожалуйста, у открытого окна, чтобы соседи видели, что тебя никто не бьет.
Естественно, я искала голос, которому доверила бы свои тексты. И ненароком влилась в ансамбль политической песни - мода на такие ансамбли процвела в середине семидесятых и завершилась в середине восьмидесятых. Думаю, не осталось ни одной шайки латиноамериканских террористов, кого мы не поддержали бы своими песнями. И на Пиночета замахивались - о чем он, надеюсь, так никогда и не узнал.
А потом я нашла-таки голоса. Я отдала все это добро персонажам своих романов и повестей. Ну, не все, но довольно много. На чем успокоилась и продолжаю писать баллады с песнями по сей день.
Что касается традиционных стихов - у меня был период, когда они сами просились наружу, но он кончился. И это естественно: каждому возрасту свои страсти. И забавно, и грустно было просматривать их, готовя этот сборник. Выяснилось наконец, что в моей личной жизни было настоящего, на взлете, с пылом и жаром. Смех и грех - но только два человека сподобились таких эмоций. Любопытных просят не беспокоиться - стихи случились до того, как меня занесло в фантастику.
Однако некоторые вещи нуждаются в комментариях. 'Баллада о Хайяме' возникла после того, как я познакомилась с экс-чемпионом мира по боксу Руфатом Рискиевым, приехавшим в Ригу на киносъемки. Боксер, читающий Хайяма на фарси, наверно, впервые заставил меня всерьез задуматься о восточной культуре. Найдите у нас боксера, чтобы хоть строфу Пушкина прочел наизусть!
'Баллада о Мюнхгаузене' - типично рижское сочинение. Барон, видите ли, служил в Лифляндии и даже возглавлял охрану будущей императрицы Екатерины, когда она через Ригу ехала в Петербург выходить замуж за Петра III. Померещился мне барон в висячем саду Петровского дворца в Риге, где ему по долгу службы и приходилось бывать.
Церковь, описанная в 'Ангеле с тромбоном' существует на самом деле и стоит в этнографическом музее под открытым небом.
Место действия поэмы - реальная конюшня в Видземе (историческая область Латвии, никогда, впрочем, наполеоновской армии не видавшая). Колхоз 'Аллажи' потихоньку выращивал лошадей прогулочного типа и продавал их за границу. Для обучения лошадей и держали конно-спортивную секцию. Я ездила туда на тренировки автобусом, который уходил с рижского автовокзала в
07.05, и ни разу на него не опоздала. Для меня это - высшая степень проявления любви к лошадям.
Впрочем, с поэмой я сама не знаю, как быть. Фактически это рассказ с рифмами. То есть, формально относится к поэзии, а фактически - к прозе. Утешаюсь я тем, что длинные сюжетные стихотворные произведения - в традициях русской классики, и мой соратник по жанру - Лермонтов. Выходит, в примерно восьмидесятом году я пыталась сделаться классиком. Но, ей-Богу, больше не буду!
Только порадуюсь, если найдутся безумцы с гитарами и пустят мои слова в дело.
БАЛЛАДЫ
БАЛЛАДА О ДАЛЕКОМ КОРОЛЕВСТВЕ
Забыла душа про восторг и испуг, гуляют над нею туманы.
Пора подниматься в дорогу, мой друг, пора собирать чемоданы.
Побольше оставим, поменьше возьмем, и то по дороге растает
ведь в то королевство, куда мы идем, с большим багажом не пускают.
Там грустные песенки ночью поют под легкий резвон мандолины. Там, может, по карточкам хлеб выдают и мебелью топят камины.
Но те, кто сюда, в королевство пришли, живут и живут непреклонно!
Столицу своей неуютной земли они называют Верона.
Там мальчики носят с собою клинки, и сталью ладонь остужают, и драться уходят на берег реки, а девочки их провожают.
Там время порою обратно бежит, чтоб дважды расстаться навеки. Цианистый калий свободно лежит в разбитой витрине аптеки.
Стоит королевство, как крайний предел измаявшей душу тревоги,
но тот, кто ни разу от боли не пел, туда не отыщет дороги.
И ты безнадежным его не зови - за то ведь его выбирают, что там умирают, мой друг, от любви, и там за любовь умирают.
БАЛЛАДА О ТУРНИРЕ
Поют горячие трубы, доспехи блещут, слепя.
Сегодня я на турнире отстаиваю себя.
Торчу посреди арены, с копьем, на грозном коне,
и панцирь по форме бюста сковал оружейник мне.
Вот первый рыцарь навстречу, он целит в сердце мое.
Но я успеваю прежде вонзить стальное копье.
Вот рыцарь второй навстречу, схватились мы на мечах!
Беднягу спасли герольды и унесли на руках...
Вот третий мчится навстречу. Но где же щит и броня?
У рыцаря нет кинжала, под рыцарем нет коня!
Он гордо поднял забрало, навстречу смерти спеша.
Его оружие - нежность, его доспехи - душа!..
Он держит ветку сирени, как будто стяг, впереди.
Успеть бы копье отбросить и панцирь сорвать с груди!
Успеть бы прогнать с арены герольдов, свиту, коня,
успеть бы понять навеки: вот этот - сильней меня!
БАЛЛАДА О НОВОЙ РОЛИ
из романа 'Несусветный эскадрон'
На клавишный веселый перестук откликнулись в лугах гнедые кони.
Сергей Петрович, забывай досуг!
Отныне в несусветном эскадроне служить ты назначаешься, мой друг.
Сергей Петрович, стало быть, пора.
Зайдем-ка в костюмерную с тобою, вот ментики на выбор, кивера,
вот старая попона - после боя прилечь на бивуаке у костра.
В лицо ударит дым пороховой,
и ты навстречу битвам и преградам нас поведешь дорогой боевой!
Не бойся - я все время буду рядом под видом маркитантки полковой.
Начищу сбрую твоему коню, повешу талисман тебе на шею... Лететь навстречу бранному огню я выбрала тебя - и не жалею, а надо - так от пули заслоню!
Должно быть, вот в чем истина и соль и сказки про гусара, и баллады:
должны моими стать печаль и боль твои,
Сергей Петрович, - так уж надо, чтоб ты сыграл достойно эту роль...
БАЛЛАДА О СЕРЕБРЯНОМ КУБКЕ
из романа 'Несусветный эскадрон'
А там, на поляне, где пали с разбега и конь, и наездник, два смятых крыла, в серебряный кубок кровавого снега на вечную память я молча взяла.
Оттуда струились лесные тропинки
в счастливые царства за гранью беды, да только в ладони чернели дробинки, да только обратно вели все следы.
Ведь тот, кто изведал пленительной жажды, кто выбрал мгновенья, а не времена, кто выпил с друзьями за вольность однажды, вовек за иное не выпьет вина.
От друга, как клятва, к надежному другу глоток переходит святого огня, и кубок серебряный пущен по кругу, и вот он дошел наконец до меня.
