Туболев Владимир Борисович
Чужое небо
Туболев Владимир Борисович
Чужое небо
От издательства: Повесть о советских летчиках, проявивших необыкновенное мужество и воинскую доблесть в тяжелейших боях Великой Отечественной войны...
Глава первая
1
Капитан Грабарь не был кадровым военным. На фронт он попал из гражданской авиации, и хотя настойчиво добивался перевода, это вовсе не означало, что ему нравилось воевать. Война для него была необходимым, но тяжелым и неприятным делом.
До войны он летал на транспортном самолете, работа его устраивала, он считался неплохим летчиком. В начале войны Грабарь летал на бомбардировщике. Потом прошел переподготовку и попал в истребительный полк, Человек добросовестный и пунктуальный, он стал хорошим истребителем и вскоре начал командовать эскадрильей.
К осени 1943 года на его счету было девять сбитых самолетов противника. Сам он ни разу сбит не был. И не потому, что ему везло, а потому, что капитан никогда не терял головы, был расчетлив, осмотрителен и осторожен. В сомнительных случаях он предпочитал уклониться от боя, считая, что лучше атаковать еще раз, чем драться без надежды на успех. Этого правила он не придерживался только тогда, когда опасность грозила другому.
Капитан терпеть не мог летчиков, которые, едва придя в полк, считали себя асами и пренебрегали опасностью. Он постоянно повторял, что отступивший пилот еще имеет возможность сбить противника, но мертвый - никогда. Смерть он считал слишком серьезным событием, чтобы относиться к ней легкомысленно.
Надевая парашют, капитан внимательно поглядел ни своего ведомого - недавно прибывшего в эскадрилью из летного училища сержанта, почти ребенка, с круглым лицом и пухлыми губами. Черт его знает, чему их там учат, но большинство из них в первых же полетах делают все возможное, чтобы погибнуть. Этот вот, вылетев недавно на прикрытие, оторвался от эскадрильи и сломя голову бросился на десяток 'мессершмиттов'. Если бы на выручку не подоспело звено Мелентьева, от сержанта, и его машины остались бы только пепел и обломки. А мальчишка до сих пор считает, что проявил геройство. Восторженная улыбка, вспыхнувшая на лице сержанта после приказа готовиться к полету, раздражала капитана. Он понимал, что злиться не стоило, что сержант ничем не лучше и не хуже десятков других летчиков, которых Грабарь научил воевать. Но все собралось одно к одному. Сержант Тесленко сделал глупость; вчера техники выпустили самолет Акимова в воздух, не проверив боекомплект, который оказался половинными четырежды глупость, и она могла стоить жизни хорошему летчику; а сегодня какой-то болван пролил на стоянке масло, и капитан получил головомойку от командира полка.
По-прежнему не было никаких известий от семьи - жены и сынишки Алешки...
Когда началась война, они жили в Витебске, и Грабарь не знал, успели ли они эвакуироваться. Он писал по разным инстанциям, пытаясь разыскать их, но безуспешно.
Они расстались, когда Алешке было два годика. Он уже хорошо бегал, бойко разговаривал. Просыпался всегда в одно и то же время, в семь утра, и кричал из спальной:
- Мама, папа! Я уже наспался! Если они с Зосей не отзывались, Алешка предупреждал:
- Папа! Проспишь рыбалку!
Летом, в воскресные дни, они втроем ехали за город, на Западную Двину. Грабарь был страстным рыбаком. Зося тоже оказалась неплохой удильщицей. Пока они ловили ершей и окуней, Алешка неутомимо, как мячик, носился по лугу.
Если Алешка жив, ему сейчас пятый годик...
Война сломала семейную идиллию Грабаря, и он боялся, что навсегда. Это могло выясниться в ближайшее время - фронт подходил к Витебску. Уж лучше бы оставаться в неведении и надеяться, чем узнать, что они погибли.
Из-за всего этого капитан стал угрюмым и раздражительным, малейший пустяк выводил его из себя.
- Что это вы вчера разглагольствовали о неумении немцев воевать? - хмуро спросил он Тесленко.
Сержант покраснел и заторопился с лямками парашюта.
- Да... так... - пробормотал он.
- Впредь поменьше болтайте о том, чего не знаете. - Капитан помолчал, поправляя парашют. - Сержант
Тесленко! В полете не отрываться, не предпринимать самостоятельных действий, следить за воздухом! Тесленко широко улыбнулся и кивнул.
- Смир-рна!
Тесленко вытянулся. Лямка отскочила, качнулась и повисла вдоль тела.
Глядя прямо в голубые, наивные глаза сержанта, Грабарь раздельно произнес:
- Никаких глупых выходок я не потерплю. Одного раза с меня вполне достаточно. Вы должны держаться за мой хвост, как... как за соску, и следить за задней полусферой.
Он взглянул на сержанта, у которого от обиды дрожали губы, и поморщился. 'Надо бы с мальчишкой помягче, - подумал он. - Надо бы просто объяснить, что незачем ему в свои восемнадцать лет лезть на рожон, пока не побывает в нескольких боях и не станет опытнее'.
Он хотел сказать что- нибудь ободряющее, но ничего не придумал, махнул рукой и коротко бросил:
- В машину!
На аэродроме было пустынно. Самолеты стояли на опушке возле начавших желтеть берез. Между ними неторопливо ползали бензозаправщики да сновало несколько механиков в синих комбинезонах.
В воздухе послышался гул моторов, и над аэродромом прошла 'рама' немецкий двухфюзеляжный разведывательный самолет. Он уже второй день подряд утюжил небо, и его надо было сбить. Задание легкое, поэтому-то капитан и брал с собой Тесленко.
Он сел в машину, застегнул шлемофон и закрыл фонарь.
- 'Шестой', я - 'Береза', как слышите?
- Отлично! - отозвался сержант. В его голосе снова звучала радость парнишка не умел долго обижаться.
- Взлет!
Истребители взмыли в воздух.
Далеко впереди в белесом осеннем небе черненьким паучком плясала 'рама'.
- Следите за мной, - приказал капитан. - Заходим под солнце.
- На 'раму'?!
- На 'раму' и на любую другую машину, - раздраженно подтвердил капитан, уловив в голосе сержанта насмешку.
'Вот из-за этого они и гибнут, - подумал он - Молокососы'. Он не желал пренебрегать ни малейшим шансом. Он выбрал бы самое безопасное направление атаки, даже если бы перед ним был безоружный транспорт. Сержанту хотелось атаковать противника эффектно, красиво. Но война - дело слишком некрасивое, чтобы заботиться об эффектах. Здесь должен быть единственный эффект - победа.
Машины развернулись и с каждым мгновением вес ближе подходили к 'раме'.
- Цельтесь по моторам, - приказал капитан. И через секунду: - Огонь!
От истребителя Тесленко протянулись две пушистые трассы и мягко коснулись самолета противника.
'Рама' клюнула, из нее вырвалось облачко дыма. Затем самолет начал падать, оставляя в небе клубящийся бурый шлейф.
Все произошло спокойно и удручающе буднично. Не потребовалось делать ни ошеломляющих заходов, ни атак на вертикали, ни мертвых петель.
- Ну, это не противник, - разочарованно сказал Тесленко, провожая взглядом беспорядочно падающий самолет.
- Ошибаетесь, - холодно возразил голос капитана. - При других обстоятельствах вы могли получить хороший заряд свинца.
Тесленко хотел было что-то возразить, но внезапно взгляд его зацепился за несколько серебристых точек, показавшихся далеко на горизонте.
- Товарищ капитан... слева по курсу - самолеты! - крикнул он.
- Вижу. Это 'мессершмитты'. Приготовиться к атаке!
2
Сержант Тесленко представлял войну по книгам да по рассказам людей, в силу различных причин находившихся далеко от фронта, а это в любом случае недостаточные источники информации. Недельное пребывание в полку ему тоже дало немного. В серьезных боях он пока не участвовал. Настоящей войны, с ее кровью, беспощадностью и жестокостью, он не видел. Если летчик не возвращался с задания, то он просто но возвращался. Если вспыхивал самолет в воздухе, то горела машина, а не человек. Сгоревшие и убитые не возвращались, раненые редко. Поэтому и бой представлялся Тесленко скорее своего рода состязанием, где надо было показать свою ловкость и смелость. И, конечно, прославиться.
О том, что и он может погибнуть, у него даже мысли не возникало. Как и всякому восемнадцатилетнему, смерть ему казалась чем- то таким, что к нему самому не имеет никакого отношения.
Он скорее всего и погиб бы в первых же вылетах, если бы Грабарь позволил ему делать что хотелось.
Командир эскадрильи капитан Грабарь сержанту Тесленко не понравился с первой же встречи. Не понравилось его лицо, жесткое и асимметричное, не понравились бесцветные, или, как их называют, стальные глаза и мешки под ними, резкий, скрипучий голос с сильным белорусским акцентом, его обращение ко всем на 'вы', грузная фигура. Даже то, что капитану было под сорок, не нравилось.
Капитан не рвался в бой, как подобало, по мнению сержанта, настоящему летчику, и даже, кажется, не любил вылетать на задания. В последние же десять минут Тесленко обнаружил, что он еще и трус. Разве смелый стал бы делать заход на 'раму' с такой осторожностью.
Во всех отношениях неприятный человек. Но думать обо всем этом было некогда. Сержант не мог оторвать взгляда от приближающихся самолетов.
В кабине становилось все холоднее. Тесленко покосился на альтиметр - почти семь тысяч метров. А Грабарь лез все выше и выше, одновременно делая какой-то малопонятный маневр. Вместо того чтобы идти на сближение с противником, он уходил в сторону.
- 'Шестой', я - 'Береза', - снова прозвучало в наушниках. - Глядите
