изданные в 1856-1859 годах: повести 'Фауст' (1856), 'Поездка в Полесье' (1853-1857), 'Ася' (1857-1858), роман 'Дворянское гнездо' (1856-1859). Период, когда они написаны (за исключением 'Поездки в Полесье', задуманной и начатой еще во время Спасской ссылки Тургенева), начинается после выхода в свет 'Рудина', т. е. весной 1856 года, и кончается опубликованием в январском номере 'Современника' 1859 г. 'Дворянского гнезда', когда писатель уже начал работу над своим третьим романом - 'Накануне'.
Повесть 'Фауст', напечатанная в октябрьской книжке 'Современника' 1856 г. и одновременно включенная в трехтомное издание 'Повестей и рассказов' Тургенева, вышедшее в свет в самом начале ноября 1856 года, была последним произведением, написанным Тургеневым за его шестилетнее пребывание в России, в 1850-1856 годах. Создание 'Аси' и начало работы над 'Дворянским гнездом' относятся ко времени жизни писателя за границей - во Франции, Италии, Германии, Австрии; 'Дворянское гнездо' обрабатывается и завершается по возвращении в Россию, летом и осенью 1858 года, в Спасском и в Петербурге. За границей же получает в 1857 году окончательный вид и начатая за четыре года перед тем 'Поездка в Полесье'. Эти биографические обстоятельства наложили известный отпечаток на все названные произведения, объединяющиеся в одном томе не только по хронологическим, но и по внутренним признакам.
'Рудиным' в основном была завершена длительная и многосторонняя работа Тургенева над художественным воплощением социально-психологического типа, занимавшего значительное место в русской общественной жизни в годы николаевской реакции, - типа 'лишних людей', или, как называл их сам Тургенев, 'русских людей культурного слоя' {См. в томе VI вступительную статью к примечаниям.}. Но тема и ее проблематика далеко еще не были исчерпаны, хотя восприятие автором героев рудинского типа, его суждение об их исторической роли определились уже в первом романе Тургенева, После 'Рудина' перед писателем возникают новые проблемы, относящиеся к тому же общему вопросу - об исторической и современной роли дворянской интеллигенции, но возникают они в новых аспектах и изображаются с других сторон. К развитию и углублению этой темы побуждало Тургенева то новое состояние, в которое вступило русское общество после окончания Крымской войны: сознание происшедшего перелома и невозможности сохранения старого, николаевского порядка; ожидание близких реформ и надежда на новое царствование, быстрое разочарование и недовольство медлительностью и колебаниями правительства в вопросе о реформах; далее - с конца 1857 года первые, робкие и неясные, но уже реальные шаги в сторону отмены крепостного права.
В предстоящих реформах, как думал Тургенев и как считали близкие ему дворянские деятели, с которыми он общался за границей и особенно в Риме зимой 1857-58 годов, роль передовой дворянской интеллигенции должна была быть очень велика, и так называемые 'лишние люди' должны были найти себе достойное применение в реальной общественной деятельности.
Но вместе с тем личные переживания Тургенева, его собственное мироощущение в те же годы складывались так, что наряду с общественными вопросами, выдвигавшимися русской жизнью и волновавшими его, для писателя возникали и вопросы иного, индивидуально-этического порядка. Этическая проблематика была существенным звеном в прогрессивной идеологии этого переходного времени; в нее входили и вопросы воспитания и подготовки участников и деятелей новой исторической эпохи. Вопросы этики в их соотношении с общественным делом занимали большое место и в системе воззрений революционных демократов, в частности у Чернышевского, ко трактовались ими не так, как Тургеневым.
Тургенев, считая эти годы переломными для себя не только в литературно-общественном, но и в личном плане, переломными для всей его жизни, особенно склонен был подводить итоги своему прошлому и заниматься вопросами, одновременно лично психологического и общефилософского значения: вопросом 'личного счастья' человека или, точнее, его права на личное счастье в столкновении с его нравственным и общественным долгом; вопросом об отношении человеческой индивидуальности к окружающему ее миру, к природе, о месте человека в природе; наконец - опять-таки не только в общественном, но и в лично- этическом плане - вопросом об отношении дворянского интеллигента к народу и о его долге перед народом.
Первый из этих вопросов - о возможности достижения человеком личного счастья, когда эта возможность вступает в столкновение с моральным долгом, лежит в основе и 'Фауста', и 'Дворянского гнезда', и, хотя и в меньшей степени, 'Аси'. Как это наблюдается не раз в творчестве Тургенева, вопрос этот облекается в сюжетные формы, характерные для писателя, - в формы 'испытания' героев чувством любви, причем в обеих повестях - и в 'Фаусте', и в 'Асе' - герой не выдерживает 'испытания' и, как это уже было перед тем в 'Рудине', оказывается морально слабым и неустойчивым по сравнению с героиней.
Та же основная тема в 'Дворянском гнезде' осложняется и углубляется тем, что, в отличие от 'Рудина' и ряда других предшествующих произведений, оба центральных персонажа романа, каждый по-своему, являются морально сильными и своеобразными людьми. Поэтому и тема невозможности 'личного счастья' развита в 'Дворянском гнезде' с наибольшей глубиной и наибольшим трагизмом. При этом, однако, в самой сюжетной ситуации, изображенной в романе, содержится новый элемент, отсутствующий в пессимистическом 'Фаусте', - суд писателя над прежними его идеалами самопожертвования. В отказе новых героев Тургенева от личного счастья нашла проявление та душевная ущербность, которая не дает им возможности стать новыми историческими деятелями. Но крушение надежд на личное счастье приводит Лаврецкого к новой проблеме - к мыслям о нравственном долге перед народом и о необходимости действенно помогать ему. В эти переживания Лаврецкого, в разрешение моральных проблем, поставленных в романе, Тургенев вложил много личного, отражающего испытанный им зимой 1856-37 годов глубокий творческий и психологический кризис.
Между 'Фаустом', наиболее законченно выражающим философию отречения и пессимистический взгляд на жизнь, и 'Дворянским гнездом', где идея отречения подвергается пересмотру и, в конце концов, осуждению, лежит переход, заполненный не только хронологически, но и в идейно-творческом отношении 'Асей' и 'Поездкой в Полесье'. Последняя повесть (или, точнее, очерк) по своему происхождению и по времени замысла (1853) является своего рода продолжением 'Записок охотника', в число которых она даже была включена в ближайшем издании сочинений Тургенева, 1860 года (но изъята из 'Записок' и перенесена в состав повестей во всех следующих изданиях). 'Поездка в Полесье' писалась с большими перерывами и при ее окончательной обработке в 1856-57 годах приобрела новые качества и наполнилась новым содержанием, глубоко разнящимся от содержания и тона 'Записок охотника'. Большое место в ней заняла философия природы в виде занимавшей Тургенева проблемы отношений между человеком и природой, проблемы ничтожества человеческого разума перед ее вечной стихийной жизнью, перед всемогущей силой, которой человек подвластен. Постановка и разрешение этой проблемы восходят, с одной стороны, к давним размышлениям Тургенева, неоднократно выражавшимся в его письмах, с другой - к воздействию философии Шопенгауэра, которая именно в это время особенно внимательно воспринимается Тургеневым.
Переход от 'Фауста' и 'Поездки в Полесье' к 'Дворянскому гнезду' знаменует, по существу, новый этап творческого пути Тургенева. В этом романе, несмотря на то, что действие его отодвинуто назад, и даже на довольно значительное расстояние (хронология событий, изображенных в нем, точно определена как весна и лето 1842 года; предыстория - женитьба Лаврецкого - относится к началу 30-х годов, а эпилог отнесен ко времени через восемь лет после основного действия, т. е. к 1850 году, и все это вполне соответствует реалиям романа), - несмотря на это, проблематика его вполне современна годам, в которые он был написан. То же мы видим и в 'Асе', действие которой происходит 'лет двадцать тому назад', т. е. в конце 1830-х годов. Такой герой, как Лаврецкий, мог явиться только _после_ Рудина, и некоторые его демократические, 'мужицкие' черты открывают путь к героям нового типа - Инсарову и, в дальнейшем, Базарову. Что же касается 'Аси', то недаром Чернышевский воспользовался образами этой повести, имевшими 20-летнюю давность, для приговора над дворянским либерализмом конца 50-х годов. В эпоху предреформенных ожиданий и все углубляющихся расхождений между разночинцами-демократами и дворянами-либералами шедшие навстречу революции демократы не только отказывались от союза с 'лишними людьми' (союза, который Чернышевский еще в конце 1856 года считал полезным и желательным), но отказывали самим 'лишним людям' в личной и общественной положительной значимости. И сам Тургенев, признав крушение стремлений Лаврецкого к личному счастью, увидел лишь один выход для его 'одинокой старости' и 'бесполезной жизни': путь практической деятельности на пользу
