наслаждался жизнью, солнцем, водой, работой, предстоящей удачей, дурацким кроссвордом. Глядя в сияющие небеса, с блестящими от солнца и мысли глазами, он бормотал:
– Курорт на юге Франции? Шесть букв… Курорт на юге Франции! Предпоследняя буква «и». Забавно!
– Биариц! – зло выкрикнул Игорь Саввович и открыл глаза. – Уважаемый Сергей Сергеевич, не откажите в любезности посмотреть на дату выпуска журнала. Очень прошу!
Валентинов посмотрел на обложку журнала.
– Боже великий! Июль прошлого года! – воскликнул он, срывая с переносицы очки и пораженно глядя на Игоря Саввовича. – Вы помните прошлогодние кроссворды? Нет, действительно вы способны запомнить прошлогодний кроссворд? Пора-а-а-азительно, уникально! – Он размахивал журналом. – Ну а кто вот это? Герой романа «Как закалялась сталь»? Третья буква «у». Кто?
– Брузжак.
– Боже великий!
С забавной досадой Валентинов швырнул журнал за борт, расхохотавшись, переменил позу, то есть спрятал руки за спину, и теперь без кроссворда, заставляющего сосредоточиваться, главный инженер блаженно расслабился и от этого в добавление ко всему прочему еще и помолодел. Разгладились морщины, посвежела кожа у глаз, и, даже глубокие волевые складки возле губ смягчились. Добрым, славным, простецким и моложавым был сейчас Валентинов, и Игорь Саввович совершил неожиданный поступок – приподнял тяжелую голову и раздельно спросил:
– Скажите, Сергей Сергеевич, почему вы назвали катер «Леной»? Это женское имя или название реки?
Как и ожидалось, улыбка медленно сползла с лица главного инженера, словно ее, улыбку, стянули за кончики, брови сдвинулись, бородка превратилась в пику. Сейчас он был страшным, этот интеллигентный добряк и душка Валентинов. Наверное, таким бывал главный инженер на войне, когда зарабатывал раны, ордена и медали. От такого человека можно было ожидать всего – удара в челюсть, выстрела, взмаха ножа. Ого-го, какие дремлющие силы и скрытые возможности вскрыл в родном отце Игорь Саввович Гольцов!
– Извольте не совать нос не в свои дела! – медленно и жестко сказал Валентинов. – Простите за резкость!
Игорь Саввович был так удивлен, что позабыл обидеться и в ответ нахамить главному, что в любой другой обстановке непременно сделал бы… Пять лет назад катер главного инженера треста Ромсксплав ранним утром лихо пришвартовался к деревянному причалу плотбища Коло-Юл, а встречающий начальство руководитель сплавного участка Гольцов на искреннее приветствие Валентинова не ответил, так как впервые узнал, что скоростной катер главного называется «Леной». Это слово было написано с двух сторон носовой части, на корме и на шести спасательных кругах. Молодому начальнику сплавного участка Гольцову пришлось отвернуться от удивленного этим главного инженера, чтобы Валентинов не прочел в глазах: «Я знаю, почему вы так назвали катер. В честь моей матери и вашей бывшей жены. Я – ваш сын!»
Теперь Валентинов сидел в поролоновом кресле такой, что казалось, брось в него камешком – раздастся металлический звон, и неизвестно, что произошло бы дальше, если бы на палубу не взлетел из трюма матрос-радист.
– Игорь Саввович, вас зовут до рации. Чей-то производственный отдел запрашивает. Срочно!
Никакой производственный отдел ничего не запрашивал, а просто Володечка Лиминский, бесясь от безделья после отъезда Валентинова, интересовался бесценной жизнью и здоровьем своего дружка Гольцова. В ответ на «Иди к черту!», произнесенному энергично, Володечка не смутился, а передал еще и поклон от полковника Митрия Микитича. «Ты хоть и чертыхаешься, – сказал он, – а без тебя скучно. Пулька не состоится… Слушай, есть анекдот: Ах не хотите! Тогда будьте здоровы!»
Обливаясь потом, с огромным трудом поднявшись на палубу, Игорь Саввович сразу заметил, что с Валентиновым произошло еще что-то новенькое. Ноги у него были не скрещенными, а вытянутыми, руки – такое наблюдалось впервые! – беспомощно лежали на коленях, голова опустилась на грудь, глаза были закрыты, и даже сомбреро наползало на лоб.
Игорь Саввович нервно зевнул. В постаревшем лице Валентинова, в сомкнутых веках, в подбородке, во всей согбенной фигуре было такое, что глаз от главного инженера отрывать не хотелось… В далекое- далекое прошлое, в молодость ушел Валентинов. Школьные звонки, старинные танго и вальсы, запах черемухи в саду на Воскресенской горе, лодка на темной реке, Ленка Веселовская с косой ниже пояса, страх и боль войны, и опять Елена Веселовская, одна только она – разная: новая и старая, в бриллиантах и бархате, в телогрейке и кимоно. Лена, Лена, Лена! Счастливым было постаревшее лицо, нежно подрагивали губы, нежность таилась в раздвоенном подбородке…
«Валентинов до сих пор любит мать! – сквозь головную боль и вертящуюся муть с жалостью и нежностью думал Игорь Саввович. – От него можно ожидать всего… Любит! Он любит маму!..» Игорь Саввович осторожно лег, сдерживая тошноту и обморочное головокружение, думал теперь о том, что он – как это ни горько и ни обременительно – тоже любит главного инженера, тянется к нему, хочет всегда видеть и слышать, гордиться Валентиновым, подражает ему. «Проклятые гены! Яблоко от яблони… Черт возьми, отваливается голова! Идиот несчастный – захотелось напиться!»
– Погибаю во цвете лет! – жалобно простонал Игорь Саввович. – Нет ли в аптечке анальгина, тройчатки или, наконец, синильной кислоты?
Валентинов, не открывая глаз, распорядился:
– Октябрин Васильевич, принесите Игорю Саввовичу две пилюли анальгина и воды…
Выпив лекарство, Игорь Саввович лег на спину. Солнце светило в лицо, небо казалось почти черным, так как не было ни единого облачка; чайки походили на бумажных «птичек», и все это густо и плотно усыпано бордовыми и коричневыми точками – так рябило в глазах. «Князь Болконский на ратном поле! – иронизировал над собой Игорь Саввович. – Высокие философские мысли бороздили его высокое чело!..»
– Сергей Сергеевич, – негромко спросил Игорь Саввович. – Знаете ли вы хоть одну скамейку в нашем городском парке?
Валентинов посмотрел на Игоря Саввовича удивленно.
– Скамейку? В парке? Гм! – Главный инженер пожал плечами. – Извольте! Позади раковины для духового оркестра… Самая тихая и тенистая скамейка! Гм! Почему это вас интересует, Игорь Саввович?
– Утилитарно! Интересуюсь, скоро ли буду водворен на псишку…
– Гм! Бог знает, что вы плетете!
Главный инженер откинулся, опять закрыл глаза, и было ясно, что вспоминает о тихой скамейке в городском парке, на которой когда-то целовался с матерью Игоря Саввовича. Главный инженер не знал, что его сын три дня назад сидел в одиночестве на этой скамейке и думал, идти или не идти к отцу. Валентинов также не знал, что его бывшая жена, рассказывая сыну о тайне его рождения, мельком упомянула о скамейке за раковиной для духового оркестра… «А что, если мать тоже любит Валентинова? – подумал Игорь Саввович и криво улыбнулся. – Чего только не бывает».
Чушь, похмельный бред! Елена Платоновна Гольцова – женщина, которая никогда не ошибается, жена члена-корреспондента Академии медицинских наук, сама профессор-доктор, светская львица – возможно ли, чтобы она столько лет любила пикобородого Валентинова, романтика и анахорета? «Пить надо меньше, уважаемый Игорь Саввович!»
Видимо, эта здравая мысль что-то сдвинула в мозгу Игоря Саввовича. Как вспышка.
… Переулок, который Игорь Саввович условно называет Гаражным, празднично освещен, горят три загадочные неоновые буквы, хрипло звучит последняя басовая струна последней погибающей гитары, со стоном, держась обеими руками за землю, шатаясь, пытается сесть верзила; лежит пластом коротышка…
– Простите, Сергей Сергеевич, еще один вопрос. Представьте такую ситуацию. Человек, падая, ударился головой об асфальт. Он, наверное, здорово-таки ударился, но потом сел, опираясь на руки… Что это? Серьезная травма черепа или простое сотрясение мозга?
Главный инженер досадливо поморщился, но глаза не открыл.
– Вы мне сегодня определенно не нравитесь, Игорь Саввович! – вежливо, но строго сказал он. – Впечатление такое, точно вы не спали много ночей или больны… Советую вам хорошенько выспаться.
