Вдруг голова заговорила:
— Поскачи на конец дороги и затруби погромче в мой рог, чтобы друзья мои тебя услыхали.
Но Махтельт ей в ответ:
— На конец дороги я не поеду, в твой рог не затрублю; я не пособница убийцам.
— Если только ты не дева, не ведающая жалости, — молвила голова, — приставь меня к моему туловищу и прижми к кровоточащей ране сердце, которое лежит у меня на груди.
Но Махтельт ей в ответ:
— Я дева, не ведающая жалости, я не приставлю тебя к твоему туловищу и не прижму к кровоточащей ране сердце, которое лежит у тебя на груди.
— Дева, — заплакала в ужасе голова, — скорее, скорее вези меня в замок, осени поскорее мое тело крестным знамением. Ибо он вот-вот придет.
И едва успела это голова договорить, как из лесу вышел Повелитель камней, уселся на тело Злонравного и взял в руки его голову.
— Здравствуй, Урод! — сказал Повелитель камней, — что, хорошо ли тебе сейчас? И где твоя былая мощь, мессир Непобедимый? Вот и пришла к тебе без твоей песни бесстрашная дева, от чьей руки ты и принял смерть. Но ты должен снова запеть свою благозвучную песню и призвать ею девушек.
— Ах, не заставляй меня петь, Повелитель камней! — сказала голова. — Я ведь знаю, что мой конец сулит мне тяжкие муки.
— Пой, — сказал Повелитель камней, — пой, трус! ты не плакал, совершая злые дела, а сейчас плачешь в ожидании страшной кары, пой, Урод!
— Ах, сжальтесь, сеньор! — взмолилась голова.
— Пой, — приказал Повелитель камней, — пой, час божьего суда настал.
— Сеньор, не будьте ко мне так жестоки в этот злосчастный час!
— Пой, Урод! — сказал Повелитель камней, — пой, пришел час расплаты!
— Что ж, я буду петь, — плача, сказала голова, — буду петь, ибо вы мой господин.
И голова запела волшебную песню.
И по лесу сразу разлилось благоухание кинамона, ладана и майорана.
И шестнадцать девушек, услышав песню, спустились с виселиц и подошли к телу Злонравного.
И Махтельт, осеняя себя крестным знамением, смотрела как они шли, но ей совсем не было страшно.
И первая девушка, дочь бедного дурачка Клааса, Пёсобоя, взяла золотой серп и, вонзив его в грудь Злонравного под левым соском, вынула из нее рубин. Рубин этот девушка приложила к своей ране, и прекрасный камень, растаяв, разлился в ее груди алой кровью.
И голова закричала пронзительно и жалобно.
— Вот так кричали и бедные девушки, когда ты их злодейски отправлял на тот свет, — сказал Повелитель камней. — Шестнадцать раз ты убивал, шестнадцать раз ты будешь умирать, не считая той смерти, что уже настигла тебя. Твой крик — это скорбный вопль тела, которое покидает душа; шестнадцать раз ты исторгал этот вопль у других, шестнадцать раз ты сам будешь так кричать. Пой, Урод, зови к себе девушек и отмщение!
И голова опять запела волшебную песню, а первая девушка спокойно скрылась в лесу, точно живая.
И вторая девушка подошла к телу Злонравного и сделала с ним то же, что и первая.
И голова снова закричала предсмертным криком.
И рубин в груди девушки снова превратился в прекрасную алую кровь.
И она тоже ушла в лес, ступая, будто живая.
Так сделали все шестнадцать девушек, и у каждой в груди рубин превратился в прекрасную алую кровь.
И шестнадцать раз голова пела волшебную песню, и шестнадцать раз кричала предсмертным криком.
И одна за другой скрылись девушки в лесной чаще.
И последняя — это была Анна-Ми — подошла к Махтельт и поцеловала ей правую руку, державшую меч.
— Будь благословенна! — сказала она. — Ты бесстрашно пришла сюда, освободила нас от злых чар и открыла нам путь в рай.
— Ах, Анна-Ми, — отвечала Махтельт, — а нужно ли тебе отправляться в такую даль?
Но Анна-Ми, не слушая ее, ушла, как и другие девушки, вглубь леса, спокойно ступая по снегу, будто живая.
Голова все плакала и жаловалась, как вдруг из лесу вышла девятилетняя девочка, первая убитая Злонравным. Она была еще в саване и, подойдя к Повелителю камней, упала перед ним на колени.
— Ах, бедный Злонравный, — сказала она, нежно целуя голову, гладя, лаская ее и утирая ей слезы. — Я буду молиться за тебя всеблагому, он охотно внемлет молитвам детей.
И девочка молилась так:
— Господи! погляди, как он тяжко страдает! Разве недостаточно он тобою наказан, приняв смерть шестнадцать раз? Ах, Господи, всеблагой Господи, и ты, милосердная богоматерь, снизойдите к моей мольбе и даруйте ему прощение!
Но каменный человечек вдруг подскочил и, оттолкнув девочку, сердито сказал ей:
— Это голова моя, ни к чему ей твои молитвы! Подбери свое тряпье, маленькая дрянь, и проваливай!
И девочка пошла вслед за другими девушками вглубь леса.
Тут человечек запустил руку в разверстую грудь Злонравного и вытащил из нее каменное сердце; потом скрипучим голосом, подобным шипению змеи и скрежету гальки под железной пятой воина, он сказал:
— Сердце честолюбца, каменное сердце, ты был при жизни трусом и потому жестоким; ты не довольствовался благами, которые даровал тебе в своей неизреченной милости господь, тебя влекли к себе не доброта, отвага и справедливость, а лишь богатство, власть и суетные почести; ты никого не любил, ни отца, ни матери, ни брата, ни сестры. Стремясь к всемогуществу, добиваясь высшей власти, ты без стыда и совести разорял Фландрию, убивал слабых, высасывал из них на потребу себе их жизнь и кровь. Так поступали и всегда будут поступать гнусные честолюбцы — эти жалкие ублюдки. Да будет благословен бог, рукою слабой и нежной девушки отсекший твою голову от тела и отнявший у тебя жизнь!
С этими словами он кинул сердце в снег, с великим презрением наступил на него, потом отбросил ногой в сторону, как мерзкую падаль, и, злорадно усмехаясь, произнес своим скрипучим голосом:
— Камень ты есть и камнем пребудешь еще тысячу лет, но камнем живым и страдающим. И когда придут люди ломать тебя, тесать и дробить, ты будешь чувствовать несказанные муки, но не сможешь жаловаться. Сердце честолюбца, каменное сердце, страдай и терпи, братец мой!
Из-за тебя терпели голод бедняки, будешь и ты терпеть голод тысячу лет, из-за тебя терпели они холод, будешь и ты терпеть холод. Сердце честолюбца, каменное сердце, страдай и терпи, братец мой!
Ты будешь камнем в очаге и будешь гореть; будешь придорожным камнем, и по тебе будут ходить; будешь камнем в церковном фундаменте и будешь нести на себе всю тяжесть здания; и все зло, всю тоску и муку испытаешь ты на себе. Сердце честолюбца, каменное сердце, страдай и терпи, братец мой!
И, сказав эти слова, Повелитель камней углубился в лес, катя перед собой сердце Злонравного.
Махтельт посмотрела на голову Галевина и увидала, что глаза ее широко раскрыты. Девушка подняла голову, отерла снегом и, взяв ее с собой, поехала прочь на своем Шиммеле, оставив рядом с телом Злонравного его пса и коня. Пес тихо скулил, а конь глядел на тело хозяина в горестном недоумении.
Когда Махтельт взяла в руки голову Галевина, пес зарычал, но укусить не посмел.
