землю стал бы грызть...
— Ну и грызи,— буркнул Димка, усаживаясь на кучу старых шпал.
Коська тоже сел поодаль на траву.
Вечерело. Солнечные лучи покинули землю и задержались лишь на самых вершинах привокзальных тополей, куда с шумом и карканьем слетались на ночлег грачи. Да еще жарко пылало окно на башне водокачки. После ухода поезда на станции стало пустынно, безлюдно. Возле приземистого вокзала, окрашенного в сургучный цвет, взад и вперед прохаживался милиционер. Где-то в поселке жалобно тявкал щенок.
Потеря рюкзака надломила слабовольного Коську. Наступающие сумерки, вид незнакомой неуютной станции, чужие прохожие, злой и тоже почти чужой Димка вызвали в нем чувство острого одиночества и жалости к себе. И в нем самом тоненько заскулил щенок. Эх, и зачем он дал уговорить себя?
Невеселые мысли роились в Димкиной голове. Было ясно: с пропажей рюкзака нечего и помышлять о ночевке на реке. Они оказались обезоруженными. В мешке была одежда, пища, катушки с лесками, коробка с крючками, котелок и даже мешок с наживкой. Словом, ловить не на что, укрыться ночью нечем, вскипятить чай нельзя. Остались одни удилища...
Прогромыхал товарный поезд, подняв за собой бумажки и пыль. Обжигающий уши рев паровоза взбудоражил грачей. Черными хлопьями они свалились куда-то за деревья.
— Пойдем на вокзал,— принял решение Димка.
Деньги, сэкономленные на билетах, оказались как нельзя кстати. Димка и Коська вошли в буфет. За стеклянной витриной на тарелочках лежали селедка, посыпанная луком, тоненькие листики ветчины с зеленым горохом, сыр и пирожки.
— Вам чего? — спросил ребят буфетчик, неторопливо перемывавший пивные кружки.
Димка еще не решил, что купить, но вопрос буфетчика заставил быстро сделать выбор:
— Нам пирожков.
— По паре?
— Давайте по паре.
Сесть за столик ребята не решались. Они вышли наружу, огляделись. За вокзалом под деревьями высились станционные погреба, поросшие травой. Ребята залезли на один из этих зеленых холмов и принялись за еду.
— Пирожок с рисом,— объявил Коська, изрядно проголодавшийся.— А в рюкзаке был с яблоками. Мама положила. Вкусный!
— Теперь твой пирог уже кто-нибудь съел.
— Пирога не жалко. Вот мамин плащ — за него влетит.
— А у меня две отцовские катушки. Лесы по сто метров. Да котелок. Да подпуска. Да телогрейка.
— Хороший подарок кому-то достанется,— подытожил Коська.— Попадется порядочному человеку — вернет. А если какому... ненадежному? Только порадуется.
— Да хоть и твой порядочный найдет — что он с ним делать будет? Ну, в милицию сдаст. А дальше что? Адреса-то на мешке не написано.
— Это верно,— согласился Коська.— Дим, а где спать будем?
— Поедем домой. Скоро должен обратный поезд идти. А про вещи скажем, что они упали в реку и утонули. Поругают, и все. Меня, может, и отлупят,задумчиво прибавил он.
За деревьями показался человек. Он медленно приближался к погребу. Ребята узнали в нем того самого милиционера, что ходил по перрону.
— Что вы тут делаете? — спросил он.
— Мы ничего,— неуверенно ответил Димка.
— На погреба посторонним лазить воспрещается.
— Мы, товарищ милиционер, не знали. Сейчас уйдем.
Димка поднял удочки, лежавшие в траве.
— Рыбаки, значит? — спросил милиционер.
— Угу,— поспешно согласились ребята.
— А рыбка где?
— Да еще не ловили,— смущенно ответил Димка.— Только что приехали...
— Что же вы тогда на погребе прохлаждаетесь? Идите, пока не поздно, на реку. Поглядите, зорька-то какая!
Димка и сам видел, какая пропадала заря: тихая, теплая, ясная... Тяжело вздохнув, он сказал:
— Нельзя нам на реку. Мы сейчас обратно поедем.
— Это почему ж? Ничего не понимаю! — удивленно вздернул погоны милиционер.— Вы, мальцы, что- то путаете. Удочки-то ваши? Не стащили ли?
— Наши это удочки,— нахмурился Димка.
— Вот сведу вас в участок, там и выясним, кто вы такие и зачем по погребам лазаете.
У Коськи внутри опять заскулил щенок. Коська съежился, подбородок у него задрожал, рыжие веки замигали.
— Чего нюнишь! — цыкнул на него Димка. И, косясь на серьезное лицо милиционера, угрюмо буркнул: — Рюкзак у нас уехал.
— Как уехал?
— Мы сошли с поезда, а он уехал...
— Забыли, значит...
— Да вот он забыл,— кивнул Димка на своего спутника.
— Вот так история! — Милиционер сдвинул фуражку с носа на затылок, открыв ребятам озабоченное лицо.— Надо было сразу ко мне. Так, мол, и так. На то я и на посту стою, чтоб никаких происшествий не допускать. Ну, пошли. Время терять нечего. Будем искать ваши вещи.
Милиционер спустился с крыши погреба. Ребята затрусили следом...
— Тебя, чернявый, как зовут?
— Димкой.
— А тебя?
— А меня Константином.
— Как же это, ты, Константин, такого маху дал, а?
Милиционер ввел ребят в небольшую комнату рядом с билетными кассами. Комната была уставлена какими-то диковинными аппаратами, металлическими ящиками. Один из аппаратов непрерывно постукивал. Белокурая девушка в цветастой косынке на плечах разговаривала через трубку, не похожую на телефонную: «Вы слышите меня? Под погрузкой двенадцать четырехосных. Да, двенадцать. Теперь, Иван Никифорович, что делать со стеклом? Второй день как пришел вагон, а кооперация не разгружает. Да, уже оповещали!»
Выслушав служебное указание, девушка повернулась к вошедшим.
— Посторонним сюда нельзя! — глядя на удочки, категорически объявила она.
— Леночка, осмеливаюсь доложить: они еще несовершеннолетние.
— Что потеряли? — все так же резко спросила Леночка, переводя взгляд с удочек на заплаканные глаза Коськи.
— Рюкзак! — ответил милиционер.
— Какой такой рюкзак? — переспросила Леночка.
— Рюкзак, Леночка, есть такое немецкое слово. Вернее, два слова. Рюк это спина. Зак — мешок. Получается: мешок, который носят на спине.
— Мы немецкий не учили. У нас в школе был английский,— быстро нашлась Леночка.
— Это — что охотники и рыболовы носят. Знаешь, с кожаными лямками.
— Товарищ Снопиков, говорите толком, зачем пришли.
— Я и говорю: у этих рыболовов пропал рюкзак. Забыли в рабочем поезде. Надо дать телеграмму. Отстукайте дежурному по станции Пены, чтобы снял вещи.
