колонну. Первым, разведывая дорогу, ехал 'форд' с литовским номером. Следом за ним, фыркая и грохоча на выбоинах, шел потяжелевший грузовик.
Опасность миновала. Более того, встреча с неприятелем принесла ощутимую выгоду. В одном кармане у Потапа лежали визитки вильнюсских партнеров, в другом — пачка хрустящих доич-марок, но на сердце лежал камень. Это был камень зависти. Потап завидовал. Он не мог взять в толк, каким образом случайные прохожие за один день, без всякой подготовки, едва не утащили у него из-под носа сокровище, которым чекист пытается овладеть вот уже третий месяц, прибегая к самым замысловатым комбинациям и ухищрениям.
Когда красные огни машин растворились в темноте, Мамай посмотрел на друга.
— Учись, Гена, — сказал он без видимой радости, — заработал пятьсот сорок марок на ровном месте. Но я не плагиатор. Держи двадцатку за идею. И еще двести пятьдесят. Это мой свадебный подарок. Остальное пойдет в дело, на предвыборную кампанию. Надо как-то моих олухов в депутаты устраивать. Эх!.. Отчего мне так грустно? В последнее время мне кажется, что меня преследует синдром Цапа. А ты сам-то как думаешь, есть он, этот золотой вождь революции?
— Ест, — убежденно произнес Тамасген.
— Что ж, посмотрим, — вздохнул председатель. — Недолго осталось. Пойдем.
Эфиоп не двинулся.
— Ты чего? — спросил Потап.
Африканец молчал, устремив просительный взгляд в сторону женского общежития, где на втором этаже, в третьем окне слева горел зовущий оранжевый свет.
— Кому — что, а курице — просо, — нахмурился бригадир.
— Я пойду? — робко попросил Гена.
— Проваливай, сивый мерин.
Не успели приятели распрощаться, как за кустами послышались чьи-то торопливые шаги. Заросли зашевелились, и на тропинку, словно заяц, выскочил взъерошенный гражданин. Он затравленно огляделся по сторонам, решая, куда бы побежать, и, хорошо освещенный луной, бросился прямо на старателей. По шустрым повадкам и затяжным прыжкам в нем легко можно было узнать Пиптика. Чтобы предупредить неминуемое столкновение, чекист свистнул — танцор затормозил на расстоянии одного шага от них.
— Здрасьте! — пискнул он, узнав начальство.
— Ты как здесь? — быстро спросил председатель.
— В данных обстоятельствах это неважно, — отмахнулся Иоан и часто задышал. — Как хорошо, что вы здесь! Я как раз хотел вам сказать… Я, правда, очень спешу, но я скажу. Я женюсь!
— О, еще один. У нас что, месячник повышения рождаемости? Ну, поздравляю.
— Спасибо, спасибо… А вы случайно тут мою невесту не видели?
— Нe видели. А что, потерял? Ты ее ищешь? Здесь?
— Это она меня ищет.
— Зачем?
— Ну как — зачем! — нетерпеливо дернул плечами Пиптик. — Чтоб жениться!
— А что, срочное дело? — осведомился Мамай.
— Не то слово! Промедление свадьбы для меня подобно смерти! Так она пообещала.
— Понимаю. Это та тeткa, в бигудях?
— Ни в каких не бигудях. С косой она.
— С косой? Ах да-да-да, точно. Видели мы здесь одну с косой, в черном балахоне, костлявая такая. Так это она тебя ищет?
— Вам бы все шутить, а я тут… жизнью рискую.
— Ничего, — пообещал Потап, — когда получишь депутатскую неприкосновенность…
— Какую там неприкосновенность! У меня свадьба! Срочная! Я снимаю свою кандидатуру.
— Ты с ума сошел? Отложи свадьбу!
— С удовольствием, но не могу. Тсс!.. Это она, — произнес Иоан сдавленным голосом. — Мне пора уходить.
Не медля больше ни секунды, балетмейстер предусмотрительно шмыгнул в кусты. Повинуясь внутреннему инстинкту, друзья также отступили в тень деревьев. На сцену, разгребая чащу, явилась и сама суженая. Это была не кто иная, как работница гостинничного хозяйства Элеонора Гаркушка.
— Ты где, паскуда?! — возвала она, гневно сверкая глазами.
— Дело серьезное, — шепнул Потап. — На сей раз Ваньке не отвертеться. М-да… Любовь косит наши ряды. Кандидаты дезертируют. Надо подыскать ему замену.
Где-то далеко, за кучей мусора, раздался шорох. Элеонора ринулась на звук подобно барсу. Вскоре оттуда донеслась возня, свидетельствующая, о том, что добыча была настигнута. Когда все стихло, приятели вышли из укрытия.
— Он такой смешной, — сказал эфиоп, надеясь как-то сгладить собственную вину, — как будто из какой-то книги.
Бригадир двинул бровью и иронично заметил:
— Можно подумать, что ты не из книги.
Он ушел, отпустив напарника к невесте. Но Гена еще долго стоял в тени кустов и, озадаченно глядя в темноту, размышлял над последними словами бригадира…
По улице 26 Бакинских комиссаров стелилась лунная дорожка. Такая же дорожка, но в противоположном направлении, тянулась и по улице Латышских стрелков. Потап легко ступал по обеим, не подозревая об их различии. Впрочем, о том, что идет по двум улицам одновременно, он тоже не подозревал. Было тепло и сыро. На скамейках, скрытых от постороннего глаза, обнимались влюбленные. Коты ревели от любви. Весна брала свое.
