плакат с собой возьмите. Средства производства нынче в цене. Как им зарабатывать на хлеб — вы только что видели. Хотя лучше бросьте. Мы пойдем другим путем.
— Ничего не понимаю, — бормотал Игнат Фомич. — Против кого они борются?
— Против власти по поручению самой же власти, — пояснил пророк.
— Как?
— Вам, как представителю рабоче-крестьянской интеллигенции, трудно поверить в подобное вероломство, но это так. Видите ли, любезный, если демократия предполагает оппозицию, то власть, ясное дело, заведет лучше оппозицию карманную. Это гораздо дешевле. В нашем случае — авоська. Не знаю, что в ней лежит, должно быть, водка и продукты питания к ней. А сколько бы запросила оппозиция со стороны? А так обыватели думают, что власть находится под присмотром бдительной оппозиции. Наемники делают вид, что они и есть оппозиция. А власть делает вид, что их боится…
Весь оставшийся путь Потап разглагольствовал о способах захвата власти и мерах по ее удержанию.
Прибыли на место. Игнат Фомич приволок чемодан, набитый пачками донесений. Письма были перевязаны тесемкой и рассортированы по какой-то тайной системе.
— Материалы делятся по источникам информации или по отраслям деятельности? — осведомился чекист, взвешивая связки.
— Не совсем. Я сортировал их по почеркам: разборчивым к разборчивому, наклонный к наклонному.
'Идиот, — подумал Потап, — придется весь чемодан исследовать'. Потребовав отдельный кабинет, чай с бутербродами и мертвую тишину, он взялся за работу. Пepвoe попавшееся извещение было написано дрожащим старушечьим почерком:
Это было несущественно. Другая пачка началась с депеши, отпечатанной на машинке:
Потап собрался было выбросить и это послание за ненадобностью, но следующая анонимка заставила его задуматься. В ней сообщалось:
— Надо будет разобраться, — проговорил чекист, сопоставив первый донос со вторым, а второй с первым.
Вечер пролетел быстро и незаметно. В окна лезла ночь. Давно остыл чай, засохли бутерброды, но Мамаю было не до них. Он не слышал ни тревожного храпа Сидорчука, ни вздохов ветра, ни треска веток за окном. Сменяя друг друга, перед Потапом всплывали сценки из жития святых козякинских апостолов. Впрочем, апостолы оказались не очень-то уж и святыми и жизнь вели далекую от праведной…
Ночь прошла в трудах. Из всех кандидатов к утру было отобрано пять наиболее отличившихся экземпляров. Заочно в бригаду Потапа были зачислены:
1) первый секретарь райкома
2) второй секретарь того же райкома
3) зам. зав. отделом
4) зав. отделом
5) работник райкома
Во второй эшелон входили рыбешки помельче, из которых при необходимости также можно было выжать пользу. Попался среди них и старый знакомый Харчиков. Досье на него было кратким:
Подумав, Потап принял меры и занес Христофора Ильича в первый список.
В 7 утра бригада старателей была укомплектована.
— Вы не спали? — удивился проснувшийся диссидент.
— Ни секунды.
— Что-нибудь нашли?
— Ничего, — сказал Потап, распихивая несколько пачек по карманам. — Хлам все, макулатура. Чуть не уснул от скуки. До сих пор спать хочу. Пойду я.
На прощание Сидорчук нерешительно спросил:
— Товарищ ясновидец, что же меня ждет?
— Что касается вашей участи, — ответил Потап, выпустив прекрасный зевок, — то могу вас заверить: вы с вашими… способностями в оппозиции будете при любом режиме. Это я вам как ясновидец говорю.
К удивлению Мамая, мир не изменился. Так же как и вчера, трудящиеся торопились на работу с намерением увеличить свой трудовой стаж и обеспечить себе старость; пенсионеры занимали очередь за молоком; неуклюжих малышей вели в детсады и ясли; пикетчики с сизыми носами занимали свой пост перед исполкомом, и даже воробьи сидели на своих местах. Никто и не подозревал, какие радикальные изменения произошли в планах Потапа.
Удача сама лезла в руки. А руки у чекиста были крепкие.
Напуганный длительным отсутствием бригадира Тамасген Малаку собрался бежать. Тоска по родине, омраченная безденежьем, вынудила его покуситься на чужое. Забыв про стыд, всю ночь напролет эфиоп тиранил комнатного Ленина. Выискивая в бюсте слабые места, он расковыривал их перочинным ножиком и напильником в надежде, что вот-вот оттуда пробьется блеск золота. Но сокровище — если оно там было — таилось очень глубоко. Бронзовая голова вождя не поддавалась и стойко выдерживала натиск взломщика. До утра изувер не сомкнул глаз, но сумел углубиться лишь на сантиметр. Когда в окне забрезжил рассвет, разум эфиопа тоже прояснился. Гена встал с колен и очумело посмотрел на результаты своего труда. Морда Ильича была исцарапана до неузнаваемости, половина уха спилена, стол, стулья, пол покрывала тяжелая металлическая пыль. Признаки преступления были слишком очевидны, чтобы их скрывать. Опасаясь жестких санкций, эфиоп наскоро оделся, задвинул бюст под кровать и собрался бежать.
— С добрым утром, — усталым голосом сказал Потап, неожиданно появившись в дверях. — Куда намылился?
— Хотель идти в милицию, — соврал африканец. — Я весь заволновался. Где ты быль?
— Родственников проведывал.
— Ты говориль, что у тебя никого здесь нет, упрекнул Гена, изображая обиду.
— Прости, обманул. Этой ночью я узнал, что у меня тут куча родичей. Причем горячо любимых мною родичей. Их тут целая шайка, пардон, я хотел сказать — семейный клан.
— Ты их знаешь?
— Пока только заочно. Я их знаю, а они меня нет. Обидно. Ничего, с первой же встречи, я уверен, они будут питать ко мне самые трепетные чувства. Интересно, что им снилось этом ночью?
— Может, они тебя ждут? — предположил эфиоп, пытаясь заслонить от бригадира бронзовые россыпи.
— Что ты! Еще как ждут! Вот обрадуются! — Потап равнодушно оценил чумазую физиономию компаньона, слабо улыбнулся и рухнул на кровать. — Даже неудобно отказывать будет, когда они захотят меня усыновить… Они у меня в карманах… Потом… Потом ты поедешь… А я… предамся участи скромного миллионера… Но сначала нужно… выспаться… Ты дневальный… Все…
Пробормотав еще несколько невнятных фраз, бригадир заснул. Напарник выждал минут пять и,
