— А в семье что хорошо? Все друг дружке помогают. Взаимовыручка. Государство, оно обманет, оно у нас гадкое такое — вы все верно нарисовали. А семья не подкачает.
И спикер значительно поднял палец.
— Голенищев вам выставку устроил, это вы грамотно родственника использовали. Тут не придерешься. Если уж одна семья, так должен помочь. А Маркина охватили? Поучаствовал диссидент?
Я должен дать ему пощечину, подумал Павел, вот это как раз тот случай, когда положено давать пощечину.
— А Тушинский? — спросил спикер озабоченно. — Владислава Григорьевича задействовали? С его влиянием. С его хваткой.
— Замолчите, — сказал Павел, — немедленно замолчите.
— Понимаю, — заволновался спикер, — не муж, а любовник, помогать не обязан. Так ведь — все не чужой!
Павел протянул руку и схватил Басманова за галстук
— Закрой свой поганый рот, — сказал ему Павел.
Тогда Герман Федорович изобразил всем своим складчатым лицом испуг и отшатнулся, сказав:
— Что ж я, не понимаю, что ли? Совсем, думаете, из ума выжил? Раз старый любовник, так не считается, вроде как и не было ничего. Не было — и все. — Басманов повторил те слова, которые Юлия Мерцалова обычно говорила сама. — Не было — и баста. Закрыта тема.
И Павел выпустил из руки галстук спикера. А спикер сказал ему так:
— Не надо у старого просить. Надо помощь у нового просить. Вы к новому любовнику обращались?
Павел не ударил Басманова. Он испытал странную слабость, и, если бы захотел поднять руку — не смог бы. Он спросил:
— Что?
— Обратитесь, говорю, за поддержкой к любовникам своей дамы. К старым не хотите, понимаю, — так вы к новым идите.
— У Юлии нет любовников, — сказал Павел. Не ударил спикера, не прогнал.
— У Мерцаловой уже много лет есть любовник, — сказал Басманов весело, — это вы. А кроме вас и другой еще есть. Помоложе, побойчей.
Павел не понял услышанного. Слова услышал, а смысл не понял. Посмотрел на собеседника и опять спросил:
— Что?
— Скажу прямо: женщина красивая, но любовникам не завидую. Одни переживания. А чего же вы хотите? Парень себя потерял. Он к вам ревнует. Вы к нему.
— Что?
— Ох, она его измучила. То позовет, то прогонит.
Это не со мной происходит, думал Павел, с кем-то другим. Нет, не со мной.
— Кто он? — и голос прозвучал нормально, вот что странно.
— Вы его не знаете. А может, знаете.
— Кто?
— Интересный дизайнер. Валентин Курицын.
— Курицын?
— Курицын.
— Она — с Курицыным?
— Три года уже. Снимают квартиру для свиданий.
— Снимают квартиру, — и Павел представил гордую Юлию, идущую на тайное свидание с юрким человечком.
— Гнездышко в центре — удобно. — Басманов покачал головой: дескать, вот что вытворяют люди в Москве. Столичные, знаете ли, нравы.
— С Курицыным, — сказал Павел. Про дизайнера он никогда раньше не думал.
— Улица Фадеева, дом шесть, — охотно сказал Басманов, — мне по роду службы знать положено. И не спрашиваешь, все равно бумаги на стол кладут. Бюрократия.
Мои картины, картины мои. Сотни часов, что я стоял с кистью.
— Дом шесть, квартира тридцать один. Маленькая квартира, туда только кровать помещается. Ну, иногда, конечно, они у вас в доме устраиваются. Курицыну у вас нравится. — Словоохотливый Басманов сообщил это Павлу по-дружески, так рассказывают друзьям подробности футбольных матчей.
Мои картины, мои холсты. Много холстов. Я написал очень много картин. С двенадцати лет я рисую каждый день. Я написал деревья и дома, людей и толпы, ворон, собак, небо и ветер. Я научился так писать цвет, чтобы он волновал. Я научился так рисовать, чтобы передать взгляд. Многие художники боятся создавать мир — они рисуют только фрагмент целого. Например, один рисует только натюрморты. И не хочет знать, что есть дома. А другой рисует только портреты, боится больших фигур. А некоторые боятся рисовать людей — рисуют квадраты. Я не боялся. Я много работал и нарисовал целый мир — я сделал его своим трудом.
— Маленький, с блестящими глазками?
— Характерный молодой человек.
— Как такого любить? — спросил Павел Басманова. А кого еще было спросить? И он спросил Басманова: — Как любить Курицына? — И Павел сказал себе: не может она целовать Курицына. Не может любить такого. Клевета.
— Думаете, он хуже вас? Возможно, и хуже. — Басманов задумался. — Но тоже художник. Оформитель, между прочим. Да не переживайте вы так: может быть, это и не любовь вовсе. Так, увлечение.
— Увлечение? — Что ни слово, то хуже. Картины мои, ультрамариновое небо над кривыми деревьями.
— Разыгрываете меня, старика. Бессердечная молодежь. Веселые люди. — Басманов погрозил Павлу пальцем. — Все бы вам над стариком смеяться. Не хотите же вы сказать, что вообще ничего не знаете?
— Чего — не знаю?
— Про Баринова не знаете?
— Я знаю Василия Баринова.
— Владелец газеты «Бизнесмен». Уверен, что вы знакомы. Великолепный журналист. Мое мнение: лучший на сегодняшний день.
— Она — с ним тоже?
— Ну, не прикидывайтесь. Не делайте изумленных глаз — не верю!
— С Бариновым?
— Не каждый день. Баринов человек занятой. Зовет ее иногда к себе в кабинет.
— Ее — в кабинет?
— Условия производства. Но кабинет — удобный. Там кушеточка имеется. — Басманов подмигнул.
— Приходит к нему в кабинет. Приходит, да?
— Баринов — темпераментный человек. И Мерцалова — страстная женщина. Многие ценят. Ну, что глаза вытаращили? Спросите Балабоса. Вы же миритесь с фактом, что она любовница Ефрема Балабоса?
— Нет, — сказал Павел, — нет, — а потом сказал: — Я не знал.
— Не верю я вам, — досадливо сказал Басманов, — дурачите меня.
— Не знал, — повторил Павел.
— День открытий. Не собирался вас огорчать.
— Но как же, — и ничего сказать Павел не смог.
— Полагаете, можете заменить женщине весь мир?
— Балабос, — сказал Павел. — Банкир Ефрем Балабос.
— Позвольте, — сказал Басманов, — деньги брать с Балабоса вы согласны. А вот такую мелочь —
