– Вы… вы – честный человек. Благодарю вас.
По правде говоря, Амалия нечасто слышала такие слова в свой адрес, да и вообще – говорить подобные вещи вслух как-то не принято, но она справедливо рассудила, что вырвавшаяся у молодого человека фраза была связана с какими-то его мучительными мыслями. Отрицать, что ты честный, неловко, подтверждать, что собеседник не ошибся, самонадеянно, и потому Амалия просто улыбнулась. И от ее улыбки у Александра немножко потеплело в груди, и он поймал себя на том, что улыбается ей в ответ.
– А ведь я его подозревал, – признался Корф.
– Кого?
– Студента. Думал, что он может быть причастен к…
– Я тоже подумала, представьте себе, что это вполне вероятно, – заметила Амалия. – Просто я так устроена, что ничему не верю без доказательств.
– Как по-вашему, Петров всерьез полагал, что в убийстве замешан кто-то еще? – спросил Александр. – Кому еще могло быть выгодно, чтобы… – Закончить фразу оказалось выше его сил.
– Да кому угодно, на самом деле, – пожала плечами Амалия. – Англичанам, к примеру. Или немцам. Или, – облачко набежало на лицо девушки, – хотя бы полякам.
Александр не стал развивать эту тему. Вместо этого спросил:
– И что вы собираетесь предпринять теперь?
– Я думаю, – ответила Амалия просто. – Если Николай Петров был настолько предусмотрителен, что послал письмо в полицию и оставил еще как минимум два послания для страховки… Может быть, он оставил что-то еще?
– Что же?
– Да хотя бы дневник. Чтобы понять, кто его убил, мне надо знать перемещения молодого человека в последние дни. Если студент вел дневник…
«Верно, – подумал Александр, – дневник. Что тут особенного? Многие ведут дневники, в самом деле. Или вели?..»
– Ну вот, вы опять побледнели, – отметила Амалия, пристально наблюдая за ним.
– Нет, это не то, – упрямо проговорил Александр. – Просто вы заговорили о дневнике, и я кое-что вспомнил.
– Что именно?
– Один мой друг недавно умер, – пояснил Александр. – И я нашел его дневник. Он там писал… – Корф сделал над собой усилие, – писал ужасные вещи. Обо мне, о наших знакомых, о своем отце. А я считал его своим другом. Я думал, мы друзья… – Его голос дрогнул.
– Мне кажется, я знаю, о ком вы говорите, – сказала Амалия.
Александр хотел возразить, что она не знала Льва Строганова, но девушка продолжала:
– Это, наверное, был человек глубоко несчастный. Есть, знаете, такие люди, которым плохо, но они никогда не станут в том признаваться. Им проще чернить все, что они видят, записывать какие-то сплетни, злословить… Внешне они могут казаться всем довольны, могут даже блистать в свете, но это ничего не значит. Если тот человек ни о ком не написал доброго слова, можете быть уверены: он был очень несчастен. Его можно только пожалеть.
Александр растерялся. Потому что никогда еще не думал о Льве под таким углом, потому что совершенно не знал эту его сторону. И впервые задал себе вопрос: был ли тот действительно несчастен – или Амалия Тамарина просто слишком добра?
Во всяком случае, хорошо уже то, что он вспомнил о дневнике Льва, о котором из-за последних событий совершенно забыл. «Сегодня же, – решил Александр, – я вернусь домой и уничтожу его».
– Я все-таки полагаю, что мой друг… кого я считал своим другом… не был несчастен, – с сомнением сказал молодой человек. – Блестящий офицер, из богатой семьи…
Амалия едва заметно поморщилась.
– Я о душе говорю, а не о том, сколько у него было денег, – тихо сказала она.
Положительно, у нее был талант ставить его в тупик, поэтому барон счел за благо умолкнуть. И только через несколько шагов спросил:
– Куда мы идем?
– Не знаю, – призналась Амалия. – Я все же думаю, что вам надо вернуться к себе, а я поеду к Настасье Ивановне.
– Я с вами, – тотчас же вызвался Александр и остановил извозчика.
Голова у него почти перестала болеть. Он понял, что Амалия хочет отыскать дневник студента, и поэтому даже не стал возражать, когда ему предложили следующий план.
– Мы объявим ей о пенсии, которую обещал Горохов, и скажем, что взамен надо предоставить все бумаги Николая. Будем надеяться, дневник среди них. Он сильно облегчил бы мою задачу, – прибавила Амалия.
Однако, когда они подъехали к лавке, ее окна и окна наверху не светились.
– Может быть, хозяйка ушла в гости? – предположил Александр. – Или уже уснула?
– Может быть, – с сомнением отозвалась Амалия. – Девятый час уже. Хотя…
Молодые люди обошли лавку и постучали в знакомую дверь. Из-за нее раздалось мяуканье, но больше никаких звуков не последовало.
– А я и не знал, что у них есть кошка, – удивился Александр.
– Конечно, есть, – подтвердила Амалия. И в ответ на удивленный взгляд спутника пояснила: – В прошлый раз я видела блюдечко с молоком в углу.
Ее ответ наполнил Александра умилением. Она была такая умненькая, такая милая, такая правильная. И к тому же с ней совсем не было скучно.
– Дверь открыта, – внезапно сказала Амалия.
– Не может быть! – вырвалось у офицера.
Амалия толкнула створку, и та подалась. Петли издали звук, похожий на сладкий зевок. По прихожей с озабоченным видом сновала бело-рыжая кошечка. Завидев людей, она мяукнула и ускользнула в дверь, которая вела в комнаты.
– Может быть, служанка вышла? – предположил Александр. – Настасья Ивановна! Настасья Ивановна!
В ответ где-то закашляли часы, пробили четверть и умолкли.
Чувствуя, как у нее взмокли виски, Амалия двинулась к гостиной. Половицы скрипели под ее шагами. Еще шаг, другой, дверь гостиной приоткрыта – и…
Свет от уличного фонаря проникал в окно и, повторяя искаженные очертания рамы, падал вниз неровным прямоугольником. Острый взгляд Амалии сразу же выхватил в этой полосе света свешивающуюся с кресла неподвижную руку. Вокруг тела металась испуганная кошка.
– Мяу!
Александр подошел, посмотрел поверх плеча Амалии, хотел что-то сказать – может быть, удержать ее, чтобы не ходила туда, – но его спутница уже решительно толкнула дверь и вошла. Она наступила на какие- то листы и только теперь заметила, что все ящики стола и комода выдвинуты, все бумаги высыпаны из них, словно здесь кто-то что-то долго и отчаянно искал.
– Зажгите свет, – велела Амалия, стаскивая перчатки. – Только осторожно.
И когда свет зажегся, прежде всего подошла и посмотрела на полосы на шее убитой хозяйки.
– Надо искать дневник, – проговорила девушка. – Заодно неплохо бы проверить, на месте ли деньги.
– Думаете, это ограбление? Может быть, Настасью Ивановну ограбила служанка? – выдвинул версию Александр.
– Нет, – ответила Амалия. Кошка подошла и потерлась о ее платье. – Ее задушили, точно так же, как и ее сына. Если я права, денег на месте не окажется. Ведь серебряные часы ее сына тоже исчезли.
– Для отвода глаз, – усмехнулся Александр. – Думаете, убийцы искали дневник?
– Меня бы это не удивило. Но вот что странно… – Амалия умолкла. – Женщина сидит в точности так, как сидела вчера, когда мы приходили к ней. Неужели…
– Наверное, кто-то пришел сразу после нас, – предположил Александр, беря в руки пачку счетов и
