– С террористами? Нет, я сам по себе! К чему мне эти дураки? Их же сразу поймали! Ничтожества! Хотя один раз они могли мне помочь, не скрою. Если бы ты только умер… Все бы переменилось, старому мерзавцу Строганову пришлось бы назначить себе другого наследника! И мы наконец вздохнули бы спокойно.
– О чем ты говоришь? – растерялся Александр.
…По описанию Амалии барон сразу же узнал в человеке, который заложил кольцо его матери, Никиту Васильчикова. Ведь несуществующий Степан Игнатьевич Сидоров носил не только имя денщика Александра, но и отчество командира их полка – очевидно, Никита назвал часто встречающуюся фамилию и первые имя и отчество, какие пришли ему на ум. А описание одежды продавца укрепило Александра в мысли, что это и есть Васильчиков. Он отлично помнил и зашитую перчатку приятеля, и его пальто с поддельным воротником.
Александр был почти уверен, что Никита как-то связан с нигилистами, а потому решил на всякий случай расставить ловушку и посмотреть, не попадется ли в нее его друг, ставший врагом. Он когда-то давал ключ от своей квартиры Никите, и тот мог сделать дубликат и вручить его какому-нибудь террористу, который выстрелил в Александра. Что же до второго покушения, возле ресторана Дюссо, то Александр вспомнил, что Никита появился там после того, как стрелок скрылся с места преступления, поэтому не исключено, что сам же стрелком и являлся. И вот теперь версия Александра разваливалась. Но оказалось, он поторопился с выводами, и хотя Никита и впрямь хотел убить его, убеждения тут были ни при чем.
– Полно тебе притворяться, Корф! – вспылил Никита. – В жизни не поверю, что ты не знал, что Строганов – вовсе не крестный тебе, а отец. Точнее, один из кандидатов в отцы. Потому что твоя мать… – Васильчиков употребил слово, каким в их кругу обозначались женщины известного звания. – Конечно, она всегда любила, чтобы все было шито-крыто, но при дворе ее видели насквозь. И когда покойный государь охладел к жене, поторопилась его утешить, думая, что займет место фаворитки. Она так этого хотела! А еще хотела сохранить при себе графа Строганова, который был ее любовником. Да, да, Корф, хватит морщиться! Только вот сведущие люди быстро доложили государю, как все обстоит на самом деле. Конечно, ему это не понравилось, и твоя предприимчивая маменька осталась ни с чем, государь больше не желал ее знать. Говорят, она хотела заставить Строганова развестись и жениться на ней, но граф отказался и вскоре нашел себе новую любовницу. А чтобы замять скандал, твою маман выдали замуж за генерала Корфа, которому она была нужна как прошлогодний снег. Но карьерные соображения заставляют людей идти на многое.
– Ты сошел с ума! – крикнул Александр. – Как ты смеешь?!
– Что, не нравится? Да перестань! Всем было все равно в конечном счете! Эка невидаль, что ты носишь фамилию человека, к которому не имеешь никакого отношения, при дворе и не такое случается! Графу Строганову не было до тебя дела, пока его сынок не сломал себе спину. И о ком же он в первую очередь вспомнил? Конечно, о тебе! А мог бы и о других, между прочим!
– Уж не о тебе ли? – с кривой усмешкой спросил Александр. События оборачивались куда драматичнее, чем он предполагал.
– Нет, – ответил Никита, резко мотнув головой, – я в отличие от тебя законный сын своего отца. Но моя мать была романтическая, мечтательная женщина. Уж не знаю, что там напел ей мерзавец Строганов, как нашел к ней подход, но мой отец сразу же понял, что Елена не его дочь. И стал пить просто ужасно, а в перерывах избивать жену и нас, потому что никогда не посмел бы вызвать графа на дуэль. И моя мать повредилась в рассудке. Твой крестный, – Никита скрипнул зубами, – твой так называемый крестный сломал жизнь моей матери и нам с Еленой. Сломал играючи, походя и жил после этого как ни в чем не бывало, довольный собой. А на мою долю достались нищенские похороны отца, когда он окончательно спился, и безумная женщина, с которой я живу под одной крышей. И пока ты жив, ничего бы не переменилось.
– Теперь я понимаю, – хрипло проговорил Александр. – Ты думал, что если я исчезну, граф назначит твою сестру своей наследницей. Так?
– Это было бы справедливо, – кивнул Никита. – Говорят, деньгами нельзя искупить причиненное зло, ну а мне искупления не нужно, я лишь хочу пожить по-человечески. Не считать копейки и не бояться, что меня зарежет ночью собственная мать, приняв за кого-то другого. Поэтому, когда Лев упал с лошади, я ходил к нему каждый день. Он угасал на глазах, и я не сомневался, что конец близок. Я был так предупредителен к старику, постоянно говорил с ним о Елене… Я ведь не знал о тебе! Да, тогда не знал. Но когда Лев умер, я вспомнил, что он остался мне должен денег, полез искать – ему они все равно были уже ни к чему – и увидел его дневник. Если бы ты знал, как он там тебя описывал! Он ведь все о тебе знал, все! И ненавидел тебя, как ненавидят более удачливого и блестящего брата.
– Я читал его дневник, – сказал Александр, неожиданно обретая спокойствие. Что бы еще Никита ни сказал, теперь это уже не могло застать его врасплох. – Но там нет ничего о моей матери. А, наверное, было на той странице, которую ты вырвал, – догадался он.
– Да, – криво усмехнулся Никита. Он засунул руки в карманы и насмешливо покосился на своего противника. Нож остался на кровати, застряв в простынях, изображавших тело. – Я хотел сначала все обдумать. Но граф после смерти сына не послал за Еленой, и я понял, что мы проиграли. И когда я узнал о том, что готовится убийство государя, сообразил, что ты должен заменить меня в его охране.
– Мерзавец! – вспыхнул Александр. – Ты сделал это нарочно? Ты знал обо всем и послал меня на смерть?
– О, если бы тебя разорвало бомбой, все мои проблемы были бы решены! – прошипел Никита. – Но ты остался жив и почти не пострадал! Тогда я надумал поискать доказательства того, сын ты Строганову или не сын. Забрался к твоей матери за ее старыми письмами, увидел заодно украшения и не удержался. Нашел несколько занятных бумаг и послал их графу вместе с вырванной страницей из дневника Льва. И ведь я знаю, что он получил все эти бумаги! Но сенатор по-прежнему желал назначить тебя наследником!
Барон Корф усмехнулся. Вот, значит, почему старого графа так беспокоила судьба пропавшего дневника… И вот почему он потребовал от Степки отдать его…
– В тот же вечер на меня напали, – напомнил Александр. – Что, ты подговорил кого-то из знакомых? Я же помню, сам ты не мог стрелять, потому что находился внизу вместе с Сержем.
– Я тут ни при чем, – отозвался Никита. – Это Антуан Потоцкий, сойдя с ума от ревности, пытался тебя убить. Я просто не стал ему мешать.
– А ключ? Ты ему дал? Ты сделал второй ключ, верно?
– Я ничего ему не давал, он сам его украл. И если ты спросишь Антуана, тот подтвердит, что я ему не помогал.
– Но второй раз все-таки стрелял ты? – настаивал Александр. – Ты же знал, что я собирался к Дюссо!
– Знал, – подтвердил Никита. – И решил, что пора с тобой покончить. Ты был рядом с государем на канале, и преступление наверняка списали бы на нигилистов. Но мне опять не повезло. И вообще, по правде говоря, я не убийца. Я очень рассчитывал на твою дуэль с Антуаном и был рад, когда он тебя подстрелил. Но ты опять выкарабкался. А потом с тобой находились то сиделка, то Серж, и я никак не мог к тебе подобраться.
– Никита, – с укором посмотрел на Васильчикова Александр, – я же считал тебя своим другом! Ты же был моим другом, черт побери!
– Другом? – Васильчиков саркастически улыбнулся. – Не смеши меня. У тебя нет друзей. На балах ты никогда не приглашал Елену, потому что она была бедно одета, и едва снисходил до беседы с ней. Ты такой же, как этот мерзавец Строганов, отец он тебе или только крестный, неважно. Вы проходите по жизни, как победители, вы не снисходите до людей, забираете себе все самое лучшее, ни с кем и ни с чем не считаясь, и глупцы вами восхищаются. Вот почему граф назначил тебя своим наследником, хотя ты, быть может, вовсе не его сын, а государя, – потому что в тебе видит себя! Но иногда и такие, как он, терпят поражение и остаются одни, никому не нужные и всеми презираемые. И ты когда-нибудь потерпишь, помяни мое слово!
С этими словами Никита рванулся к столу, схватил стоявший там графин с водой и швырнул в Александра. По правде говоря, тот с легкостью мог бы выстрелить в Васильчикова, но не стал, а спокойно смотрел, как его старинный друг, а вернее, как выяснилось, злейший враг выскакивает в окно.
Вытерев воду с лица, Александр спрятал револьвер и дернул шнурок звонка.
– Степка, помоги мне одеться, – сказал он босому, зевающему денщику, когда тот появился на
