покинули место преступления. В последний момент Анна едва не передумала. Как бы там ни было, а она только что совершила мерзкий поступок, поэтому на душе стало муторно, а в горле застрял тугой ком. Анна рванулась было обратно, чтобы потушить фитилек, но Кирилл схватил ее за руку:
– Теперь уже поздно. Уходим, – прошептал он ей в ухо.
Аня повиновалась, действуя как в страшном, отвратительном сне, когда хочешь убежать или проснуться, но никак не можешь это сделать.
Выйдя из квартиры, они поднялись двумя этажами выше, и Анна позвонила в квартиру под номером тридцать один. Из-за двери, несмотря на поздний час, слышалась музыка и чей-то громкий смех. Как и предполагала Анна, спать здесь не собирались. Дверь открыл незнакомый парень, который приветствовал их радостным воплем, хотя совершенно определенно видел впервые в жизни. На его клич примчалась полуодетая хозяйка, которую ничуть не удивил поздний визит. Гостей втащили внутрь и предложили выпить штрафную. Все присутствующие, а их, кроме хозяйки, было человек восемь, находились в такой степени подпития, что никому и в голову не пришло удивиться, что парочка новых гостей явилась без приглашения.
Не задавая лишних вопросов, Катерина налила «Хенесси» в две рюмки, уже явно до того использованные кем-то. Кирилл слегка скривился, зато Анна хлопнула рюмку не задумываясь, под дружное «ура». Приятное тепло согрело тело, но колкая льдинка то ли страха, то ли самоосуждения, застрявшая где-то в области сердца, так и не растаяла.
Через десять минут Анна и Кирилл ушли из гостеприимного дома в твердой уверенности, что наутро никто из оставшихся не вспомнит, пробыли ли они там десять минут или несколько часов.
На этот раз охранник, одетый в милицейскую форму, был на своем месте. Он слегка кивнул головой, увидев Анну. Она заставила себя улыбнуться в ответ. Пока они шли к машине, ей стоило большого труда не припустить бегом. Когда Анна упала на водительское сиденье, ее зубы выбивали такую барабанную дробь, что в конкурсе барабанщиков она взяла бы Гран-при.
Кирилл пристроился рядом, но Анна отрицательно покачала головой.
– Дальше я поеду одна, – сказала она твердо.
– Ты мне не доверяешь?
– После того, что я сделала, я не доверяю даже самой себе, – грустно ответила она. – Я довезу тебя до остановки и высажу, хорошо?
– Как знаешь, – с обидой в голосе сказал Кирилл и отвернулся к окну.
Оставшуюся часть ночи Анна провела на ногах. Она впала в какой-то ступор и не чувствовала усталости. Первым делом она заехала к Нурии. Ники спал. Анна коротко сообщила о том, что случилось с Максом, ни словом не упомянув о посещении квартиры Налимова. Подруга еще раз доказала свою преданность: не задавая лишних вопросов, она быстро собрала самое необходимое, вдвоем они одели полусонного малыша и всего через двадцать минут уже мчались в сторону пригорода.
Когда Анна возвращалась обратно, занимался рассвет. Окно машины было открыто, и она чувствовала, как обжигает лицо горячий ночной воздух, видела бегущие по небу облака и изумительные краски нарождающегося дня, обагрившие восток. Она стиснула зубы. Это зарево напомнило ей зарево пожара…
Глава 3
Ключ повернулся в замке со странным щелчком, но Анна не обратила на него внимания. Ничего не подозревая, она вошла в прихожую, скинула туфли и взглянула на себя в зеркало. Под глазами залегли темные тени, черты лица заострились, губы были сжаты в тонкую линию. У нее не осталось сил даже на то, чтобы огорчиться по поводу своего плачевного вида. Она подняла было руку, чтобы поправить растрепавшиеся волосы, но бессильно уронила ее. Тяжело волоча ноги, она побрела в ванную, взялась за ручку и услышала позади себя резкое:
– Стоять! Не двигаться! Руки за голову.
От неожиданности Анна икнула и машинально повиновалась. Чьи-то грубые руки обшарили ее тело, потом ее рывком повернули спиной к стене, и она наконец увидела говорящего. Точнее, она увидела двоих. Их форма и непроницаемые лица не оставляли сомнений относительно рода их деятельности. «Так быстро?» – пронеслось у нее в голове, но ни страха, ни огорчения она не испытывала, скорее уж облегчение оттого, что все столь быстро закончилось.
Из комнаты неторопливо вышел еще один человек в форме, который разглядывал Анну с нескрываемым любопытством и некоторой брезгливостью, как будто обнаружил на стерильном кухонном столе рыжего таракана с зелеными усами. Необычно, но противно.
– С возвращением, – ухмыльнулся он, засовывая руки в карманы и с трудом сдерживая зевоту. – Любите ночные прогулки?
– А в чем дело? – без особой надежды на ответ спросила Аня.
– Вот только этого не надо! – неожиданно окрысился главный. – Вы прекрасно все понимаете, гражданка Сомова. Долго же мы вас ловили. Но, сколько веревочке ни виться…
Анна поморщилась.
– Может, все-таки объясните? Или документы какие-нибудь предъявите? – спросила она.
– Ишь какая подкованная! – хмыкнул один из парней, тот, кто ее обыскивал. – И красивая. Даже жалко, что воровка, по виду и не скажешь.
– Заткнись, Скворцов, – отрезал старший и снова посмотрел на хозяйку квартиры тяжелым взглядом. Потом достал из-за пазухи красные «корочки», развернул и ткнул под нос Анне. Она инстинктивно отшатнулась и успела заметить только фамилию, написанную аккуратным каллиграфическим почерком: Банников.
Через плечо этого Банникова Анна видела перевернутую вверх дном комнату. Свадебное платье белым сугробом валялось в углу. Глаза Ани наполнились слезами.
– Вы арестованы по обвинению в серии квартирных краж. Вот ордер, – сообщил Банников официальным тоном. – Признаете себя виновной? – с иронией спросил он.
Анна посмотрела на него сквозь мутную пелену, застилающую глаза, облизнула пересохшие губы и ответила:
– Да.
– В машину ее, – после некоторого замешательства скомандовал Банников.
В камере следственного изолятора, куда Анну доставили в наручниках, соседей не оказалось, если, конечно, не принимать в расчет нескольких крыс, которые чувствовали себя в сыром, затхлом помещении вполне комфортно. Сквозь крошечное зарешеченное окошко под самым потолком, покрытое с двух сторон толстым слоем грязи, которую наверняка даже не пытались смыть с самого дня постройки здания, то есть с начала прошлого века, свет пробивался из чистого упрямства. Анна держалась тоже из одного упрямства. Разувшись и подобрав под себя ноги, она сидела в самом углу жесткой лежанки и безучастно следила за снующими по полу крысами. Она не пошевелилась даже тогда, когда одна из них попыталась грызть шнурки на ее кроссовках.
Лязгнул засов, Аня медленно повернула голову.
– Сомова, на выход, – кашлянув, приказал молоденький охранник.
Она повиновалась, не раздумывая, не зная, куда и зачем ее ведут по длинному гулкому коридору. Она ожидала снова увидеть Банникова, который отпустил ее всего полчаса назад, измучив длительным допросом, на котором засыпал ее множеством вопросов, на большинство из которых она не знала ответа. Чаще других повторялся вопрос о том, где она спрятала награбленное. Что могла ответить Анна? Ведь она и в глаза не видела украденного, за исключением тех вещей, которые вынесла из квартиры Налимова. Она не имела ни малейшего опыта общения с милицией, но что-то подсказывало ей, что торопиться с признанием не следует. Анна угодила в более чем скверную историю. Она думала, что ее никогда не поймают, ведь свой ночной налет она тщательно продумала. Но судьба была против нее. Самым сильным ударом для новоиспеченной преступницы оказались фотографии – обыкновенные фото размером девять на двенадцать, на которых отчетливо была видна Анна в тот момент, когда находилась в квартире Налимова. Откуда взялись снимки, Анна не понимала. Но они означали, что у нее нет ни единого шанса вывернуться, к ее несчастью и к радости старшего следователя по особо важным делам полковника Банникова.
Конвоир заставил Анну свернуть в боковой коридор. Слабая тень удивления мелькнула на ее лице, когда
