Он подобен маю красному: розы алые с лилеями расцветают на лице его. Он подобен мирту нежному: тонок, прям и величав собой. Взор его быстрей орлиного и светлее ясна месяца. Кто сей рыцарь? — Илья Муромец. Он проехал дикий темный лес, и глазам его является поле гладкое, обширное, где природою рассыпаны в изобилии дары земли. Витязь Геснера не читывал; но, имея сердце нежное, любовался красотою дня; тихим шагом ехал по лугу и в душе своей чувствительной жертву утреннюю, чистую приносил царю небесному. «Ты, который украшаешь все, русский бог и бог вселенныя! Ты, который наделяешь нас всеми благами щедрот своих! будь всегда моим помощником! Я клянуся вечно следовать богатырским предписаниям и уставам добродетели, быть защитником невинности, бедных, сирых и несчастных вдов и наказывать мечом своим злых тиранов и волшебников, устрашающих сердца людей!» Так герой наш размышлял в себе и, повсюду обращая взор, за кустами впереди себя, над струями речки быстрыя, видит светло-голубой шатер, видит ставку богатырскую с золотою круглой маковкой. Он к кусточкам приближается и стучит копьем в железный щит; но ответу богатырского нет на стук его оружия. Белый конь гуляет по лугу, неоседланный, невзнузданный, щиплет травку ароматную и следы подков серебряных оставляет на росе цветов. Не выходит витязь к витязю поклониться, ознакомиться. Удивляется наш Муромец; смотрит на небо п думает: «Солнце выше гор лазоревых, а российский богатырь в шатре неужель еще покоится?» Он пускает на зеленый луг своего коня надежного и вступает смелой поступью в ставку с золотою маковкой. Для чего природа дивная не дала мпе дара чудного нежной кистию прельщать глаза и писать живыми красками с Тицианом и Корреджием? Ах! тогда бы я представил вам, что увидел витязь Муромец в ставке с золотою маковкой. Вы бы вместе с ним увидели — беспримерную красавицу, всех любезностей собрание, редкость милых женских прелестей; вы бы вместе с ним увидели, как она приятным, тихим сном наслаждалась в голубом шатре, разметавшись на цветной траве; как ее густые волосы, светло-русые, волнистые, осеняли белизну лица, шеи, груди алебастровой и, свиваясь, развивалися, упадали на колена к ней; как ее рука лилейная, где все жилки васильковые были с нежностью означены, се голову покоила; как одежда снего-белая, полотняная, тончайшая от дыханья груди полныя трепетала тихим трепетом. Но не можно в сказке выразить и не можно написать пером, чем глаза героя нашего услаждались на ее челе, на ее устах малиновых, на ее бровях возвышенных и на всем лице красавицы. Латы с золотой насечкою, шлем с пером заморской жар-птицы,
