Устраивает?
Антон улыбнулся:
— Вполне.
— Вот так. Это я перед лопухами богомольную дуру изображаю. Дуракам легче живется. Понял? А если по правде, то образование имею не меньше, чем некоторые. Хочешь, поговорим о культуре поведения?
— Давайте лучше — о Гоганкине.
— Папироской или сигареткой угостишь? А то я спички дома оставила.
— Не курю и вам не советую.
— Молод еще мне советовать. Не таких соколиков видела. — Дунечка опять икнула и бесцеремонно почесала голову, еще больше растрепав желто-сивые космы. — Все советуют! Все учат! Думают, уборщица, дура набитая… Я уборщица с дипломом!
Бирюков, нахмурившись, пригрозил:
— Будете кричать, мигом дежурного сотрудника вызову.
— Не пугай сотрудником. Моя милиция — меня бережет, — хрипло хохотнула. — Подумаешь, обидчивый. «Кри-ча-а-ать…» У меня разговор такой с мужиками. Терпеть вас не могу, алкаши. Всю жизнь, сволочи, поломали! — морщинистое серое лицо ее болезненно передернулось. Дунечка показала на подбитый, почерневший от запекшейся крови глаз и спросила: — Видишь?
Антон секунду помолчал:
— Вижу.
— Кавказец.
— Что кавказец?
— Долбанул.
— За что?
— Спроси его, дурака, — Дунечка уткнулась лицом в ладони и запричитала: — Все против меня, сволочи! Больная я насквозь… Лечиться надо, иначе подохну от болезни… Три рубля дашь за помощь, которую окажу следствию? — неожиданно спросила она.
Бирюков сделал вид, что тянется к телефону.
— Обожди, божди, божди… — проглатывая начала слов, заторопилась Дунечка. — Значит, так, все без утайки, по порядку. Выпили мы с Самолетом самую малость в субботу вечером, чтоб здоровье поправить. Чуточку не хватило. Пошли к другу, чтоб сообразить на «Стрелецкую» или бормотушку. Пришли — друг в ночь дежурит. Попробовали сблатовать его бабу. Куда там! Трезвенницу разыграла, гавкать, как Бобик, начала. Плюнули, идем домой. Ночь, темно, хоть глаз выткни. Лампочки на столбах не горят, тучи перед грозой небо затянули. Подходим к магазину — мама родная!.. — изображая испуг, Дунечка широко открыла глаз. — Кавказец в окно полез! Что делать?.. Шепчу Самолету: «Спасать надо госимущество». Вижу, трусит. Не отступаюсь: «Ну, чего скосоротился, когда на твоих глазах тянут общественное добро? Не ночевать же кавказец туда полез». Дошло до Самолета, принимает решение, меня направляет к задним дверям, чтобы ворюга, значит, через них не смылся, сам хватает железяку и через окно за кавказцем нырь. Я — за кирпичину и к задней двери. Слышу, битва внутри магазина пошла. Заревел Самолет белугой и моментом утих. Я — к дверям, чтобы, значит, Самолету помощь оказать. А из дверей выпуливается кавказец и без всяких разговоров бенц рукояткой кинжала мне между глаз!.. — Дунечка интригующе помолчала и развела руками: — Сознание мое, не поверишь, в один миг, как пташка, фырк — и улетело. Пока очухалась, кавказца Митькой звали, и след его простыл. Приволоклась домой, Самолета нет. А вчера люди рассказывали, что утром его мертвого в магазине нашли. Это тот кавказец Гогу угробил. Понял?
— Понять-то понял, — Бирюков нахмурился, — однако надо уточнить. К какому другу вы с Гоганкиным ходили? Что за кавказец?
— Какая тебе разница? — Дунечка зябко передернулась. — К другу, и вся любовь! А кавказец — черный, как негр. Фамилии не назвал.
— Жена друга, к которому ходили, подтвердит, что вы у нее были в тот вечер?
— Она, собака, все подтвердит. Чтоб ей, жадюге… — Дунечка резко протянула руку. — Ну, дай три рубля. Верну с получки.
— Вы не ответили, к кому ходили.
— Вот зарядил. «К кому? К кому?»… К Ивану Лаптеву ходили, что на подстанции сгорел, — Дунечка прижала ладони к лицу. — Два таких друга в одну ночь расстались с жизнью! Да их с оркестром хоронить надо! — убрала от лица руки, повернулась к Бирюкову и без всякого перехода потребовала: — Гони трояк!
Антон усмехнулся:
— На оркестр, что ли?
— Не прикидывайся, — возмутилась Дунечка. — За мою помощь плати. Если б не рассказала, откуда б ты правду о гибели Самолета узнал? Я ж тебе целый рассказ наговорила.
— Милиция рассказов не печатает, чтобы за них платить.
— Ни… ни копейки не … не дашь?
Бирюков отрицательно покрутил головой. Дунечка взорвалась:
— Жадюга! Чтоб тебя под старость дети так кормили! Чтоб… Чтоб… Как порядочному, пришла на помощь, расписаться под показаниями хотела. Теперь во распишусь! — она показала кукиш, вскочила со стула и, чуть не оставив впопыхах ботинки, ринулась к двери. Запнувшись о порог, оглянулась и, зло сверкнув глазом, отрывисто спросила: — Где тут у вас туалет?
— Там… — неопределенно махнул рукой Антон. — Дежурный покажет.
Дунечка молча еще раз выставила кукиш и захлопнула за собою дверь. Бирюков быстро набрал номер телефона Голубева.
— Слава, — сказал он, — из моего кабинета только что вышла гражданка…
— Дунечка? — перебил Голубев.
— Точно. Отправь-ка ее в медвытрезвитель и попроси ребят, чтобы, как протрезвеет, доставили к нам. Кажется, знает она что-то о магазине.
— Бегу! — выпалил Голубев.
Медников, навалившись грудью на стол, содрогался от смеха.
— Чего ржешь, эскулап? — положив телефонную трубку, улыбнулся Антон.
— Финал допроса, беспрецедентный: «Где тут у вас туалет?» — Медников вытер повлажневшие от смеха глаза. — Кому ты поверил, сыщик? Неугомонное племя алкоголиков неистощимо в изобретении способов сравнительно мирного отъема денег, когда их прижимает похмельная нужда.
— Понимаешь, после ее «рассказа» у меня появилась мысль. Если подтвердится… Кстати, зачем и какого кавказца она в дело впутывает?
— Надо знать Дунечку. У нее каждый смуглый здоровый мужчина — кавказец. Что-то вроде символа мужской силы.
Вошел Слава Голубев. Поглаживая руку, сердито сказал:
— Укусила, разбойница. Отправили кое-как.
— Ты Мохова и Костырева в лицо знаешь? — спросил Бирюков.
— Приходилось встречаться, когда их дебош разбирал. Мохов — маленький, плоский, как клоп. Костырев — здоровый черный верзила. А что?
— Дунечка сейчас здесь выступала. Говорит, кавказец кинжалом ударил ее у магазина. Не Костырева ли она имела в виду. Что-то не верится мне, что он кепку во время ремонта прилавка оставил.
Голубев небрежно махнул рукой:
— У нее чем-то тупым кожа под глазом рассечена. Я специально приглядывался. Наверное, шарахнулась об угол по пьянке.
— Возможно, — нехотя согласился Антон. — Но привлекает в Дунечкином «рассказе» еще один факт: погибший на подстанции электромеханик Лаптев и Гоганкин были друзьями. Предлагаю версию: электромеханик отключает энергию и тем самым обесточивает сигнализацию. Гога-Самолет в это время по сговору проникает в магазин.
Голубев задумался:
