а Реваз Давидович весь вечер на машинке хлопал.
Глава 16
Фрося Звонкова очень робко вошла в кабинет к Бирюкову. Стараясь не помять платье, осторожно присела на стул и, не глядя Антону в глаза, вздохнула:
— Они вчера так внезапно ко мне нагрянули, что не успела вам позвонить. Потом вообще началось ужасное, всю ночь сегодня не спала…
— Давайте по порядку, — спокойно сказал Бирюков. — Кто «они»?
— Как кто?.. — удивилась Звонкова. — Нина и Анатолий, разумеется. Сначала Нина на своей «Волге» прикатила. Ласковая, разговорчивая. Пока сестрицу слушала, Овчинников тут как тут! «Пошли, Фрося, на восемь часов «Есению» смотреть». Я и так напуганная была, а тут совсем скисла. Весь фильм сама не своя сидела, а справа еще какая-то ужасная цыганка безостановочно локтем в бок толкала. Не помню, как конца дождалась. Первый раз в жизни попросила Анатолия проводить меня домой, но он хитрить начал, мол, у матери приступ инфаркта, надо срочно в аптеку за лекарством заехать. Мне совсем тошно стало. Наверняка, думаю, догадался, что я рассказала уголовному розыску… Вообще, Анатолий изменился, какой- то неискренний стал, чего-то крутит… — Фрося помолчала. — А вечером, только спать собралась, звонок. Сердце оборвалось. Снимаю трубку — голос Васи Сипенятина: «Привет, зазноба! С Марией Анисимовной плохо, очень просит тебя приехать, посидеть с ней ночь». Ну, думаю, у всех мамы заболели…
— Уверены, что это Сипенятин звонил?
— Кроме Васи, никто из знакомых меня зазнобой не называет.
Бирюков показал сумку Холодовой:
— Это не вы у Марии Анисимовны оставили?
— Ой, нет! Первый раз вижу. Ворованная, да?
— Почему так думаете?
— Мария Анисимовна говорила, что Вася домой забегал. Наверняка ему там нужно было что-то спрятать.
— Значит, Васина работа?
— Конечно!
На протяжении всего разговора Фрося Звонкова вела себя так непосредственно, что невольно хотелось верить в ее искренность. И все-таки на душе Антона скребли кошки. Загадочная возня вокруг кинотеатра «Аврора» и странный звонок Сипенятина переплетались в такой клубок, распутать который, казалось, невозможно. Настроение несколько приподнялось, когда дежурный сообщил, что в угрозыск доставлен задержанный в Тогучине Сипенятин.
— Как же вы не побоялись в одиннадцать часов ночи отправиться к Марии Анисимовне? — спросил Бирюков у Звонковой.
— Дома одной еще страшнее было. Потому и заночевала у бывшей соседки. Она мне прямо как мать родная…
Все объяснимо, все логично было в показаниях Фроси. Не заметив ни в голосе, ни в выражении ее лица оттенка фальши, Антон сказал:
— Сейчас я допрошу Сипенятина. Вы подождите, пожалуйста. Возможно, придется что-то уточнить.
— Если надо, конечно, подожду, — с готовностью ответила Звонкова.
Проводив Фросю в соседний кабинет, Антон вызвал на предварительный допрос Сипенятина. В сопровождении конвойного сержанта Вася вошел, по привычке заложив руки за спину и понуро опустив голову с белыми, словно льняными, волосами. На его приплюснутом широком носу и на круглом подбородке коричневыми полосами запеклись свежие ссадины.
— Что у вас с лицом? — спросил Бирюков.
— На бровях учился ходить.
— Почему при проверке документов бежать пытались?
— Так, по дурацкой привычке сорвался, а лейтенант сразу подножку. Претензий не имею, в спорте дело ясное: кто — кого… — Сипенятин исподлобья уставился на Бирюкова. — Вообще-то, гражданин капитан, заявляю протест в знак несправедливости. Я на полном законном основании возвращался к месту жительства и работы. За что взяли?
Антон встретился с Сипенятиным взглядом:
— Давайте разберемся без суеты. Чем занимались в Новосибирске?
Васин взгляд вильнул в сторону:
— Приезжал старушку мать проведать. Случайно старые кореши подвернулись, загулял с ними по- черному.
— Фамилии и адреса их назовите.
Сипенятин набычился:
— Корешей закладывать не буду, гражданин начальник.
— Дело ваше, — равнодушно сказал Бирюков и, стараясь выяснить причастность Сипенятина к делу Холодовой, стал задавать вопросы.
Понаторевший в диалогах со следователями, Вася отвечал лаконично, но с такой апатией, как будто ему до чертиков опостылело все на свете. Свою причастность к Холодовой он, конечно, отрицал полностью. Когда Антон перешел к конкретным уточнениям, апатия с Васиного лица стала исчезать, а в голубых, по- детски наивных глазах то и дело мелькало недоумение. С любопытством рассматривая предъявленные для опознания фотографии, Вася вдруг ткнул толстым пальцем в фотоснимок Деменского:
— Вот этого кореша, кажись, знаю.
— Как с ним познакомились? — спросил Бирюков.
Сипенятин слово в слово повторил показания Юрия Павловича, относящиеся к покупке «Распятого Христа», затем, помолчав, добавил, что 21 августа вечером приходил к Деменскому домой, чтобы получить от него пятерку, однако, несмотря на многократные звонки, дверь не открыли, хотя в квартире кто-то находился.
— Показалось, баба крикнула, а ей рот заткнули, — после некоторого молчания вдруг добавил Вася.
— Показалось или действительно слышали? — уточнил Антон.
— Вроде бы слышал.
— Долго у двери стояли?
— У меня часов нет, чтобы время определять.
— Ориентировочно скажите… Минуту, две?..
— Полторы, — съязвил Сипенятин.
— Крик не повторился?
— Как умерли все в квартире.
— Где вы взяли «Распятие Христа»?
Сипенятин ответил с такой готовностью, словно только этого вопроса и дожидался:
— Бабка в наследство оставила полный сундук икон разных да книжек церковных. Мать рассказывала, страшно богомольная старуха была.
— Куда книги дели?
— Продал на толкучке. — Вася ухмыльнулся. — Чудики из рук выхватывали.
— За какую цену?
— Вкруговую по червонцу штуку продавал.
— А за сколько Библию продали?
— Говорю, вкруговую толкал.
