— Он предатель. Он тебя предал.
— Меня? — изумился Костя. — Как? Как… предал?
— Обыкновенно, — Ожесточение было в ее голосе. — У нас таким темную делают.
— Так расскажи! В чем дело?
— Потом… Пчелка, я тебе потом расскажу. Завтра. Такой вечер сегодня… обворожительный.
Костя хотел что-то сказать, но Лена опередила его:
— Сколько же тебе исполняется?
— Шестнадцать…
— Мои самые любимые праздники, — радостно, возбужденно сказала Лена, — Новый год и дни рождения друзей. Мы в нашей компании, как у кого день рождения, обязательно отмечали, У Эфирного Создания собирались.
— Понятно… — И опять свет померк перед Костей, стало темно, невыносимо, горько.
Но Лена не заметила смены его настроения.
— Ты знаешь, как мы день рождения называем? — спросила она.
— Как? — подавив вздох, спросил Костя.
— День варенья! — засмеялась Лена.
Глава десятая
В квартире Пчелкиных, в большой комнате с телевизором — который на этот раз, слава богу, выключили, — был накрыт длинный стол: тарелки с закусками, ваза с яблоками, две бутылки шампанского, симметрично расставленные бутылки пепси-колы, минеральной воды и лимонада, в фарфоровой вазе розы, а в центре стола — огромный бисквитный торт с шестнадцатью свечами, еще, естественно, на зажженными.
Возле стола хлопотала Лариса Петровна, с модной прической, сделанной утром в парикмахерской на Новом Арбате, в нарядном платье собственного фасона.
— Костя! — крикнула Лариса Петровна. — Мы забыли студень! Он в холодильнике. Неси!
Появился из кухни Костя. Он нес в продолговатом блюде студень, украшенный петрушкой и веточками укропа.
— Костик! Вот сюда! — сказала Лариса Петровна. Они нашли место для блюда со студнем, — Значит, давай еще раз прикинем, все ли у нас рассядутся.
— Я пригласил шестерых, — сказал Костя, взглянув на старинные часы в деревянном футляре. Стрелки показывали без двух минут шесть, — Жгута… то есть Славу, с матерью, с Эфирным Созданием…
— И очень правильно! — перебил сына Виталий Захарович, входя в комнату. — Начал человек новую жизнь — всячески поддержим…
Виталий Захарович не успел договорить: стенные часы пробили шесть раз, и тут же в передней музыкально пропел звонок.
Костя поспешил открывать дверь.
В передней появился Эдик.
— Поздравляю, сэр! — Он передал Косте сверток, упакованный в плотную глянцевую бумагу с контурным изображением старинных замков. — Роман Агаты Кристи.
— Спасибо! — обрадованно сказал Костя. — Проходи, ты первый!
Они вошли в комнату.
— Здравствуйте, — сказал Эдик. — Поздравляю с новорожденным.
Лариса Петровна улыбнулась:
— Ты, Эдуард, как всегда, пунктуален. Вы не сговаривались с Кириллом прийти вместе?
— Кирилл не придет, — быстро вставил Костя. И, встретив вопросительный взгляд матери, добавил — Он не приглашен. Эдик, пошли ко мне!
Костя обнял друга за плечи, и они покинули праздничную комнату.
Лариса Петровна и Виталий Захарович переглянулись.
— Триумвират распадается, — задумчиво сказал Виталий Захарович.
— Я не знаю, в чем тут дело, — взвинченно перебила Лариса Петровна, — Не знаю конкретно… Но уверена: все из-за этой девчонки! Сегодня у нас с тобой есть возможность познакомиться с ней поближе. И, возможно, поговорить.
— О чем? — спросил Виталий Захарович.
— О чем… Во всяком случае, рано все это для Константина. Впереди десятый класс. И вообще… Вот, похоже, рушится дружба с прекрасными ребятами. И, значит, мы отдаем его в другую компанию.
— Он, Лара, — мягко сказал Виталий Захарович, — в том возрасте, когда вправе сам выбирать себе друзей.
— Подожди! Если всерьез говорить об этой Лене… Я навела справки. Дочь заведующей меховым ателье. К тому же Лена из компании Мухина. Я считаю, надо энергично вмешаться.
— Каким образом? — спросил Виталий Захарович, — Не горячись, Лара. Ты никак не можешь понять, что наш сын уже не ребенок, а взрослый.
— Это ты мне говоришь! — возмутилась Лариса Петровна. — Да, взрослый! Слишком рано они становятся взрослыми! И это не значит…
В передней зазвенел звонок. Виталий Захарович пошел к двери.
…В комнате Кости Эдик флегматично рассматривал книги на полке.
— Как беллетрист, — говорил он, — Моэм, по-моему, скучноват. Вот мемуары — блеск! «Подводя итоги» читал трижды. Потрясающая самоирония…
— Значит, — перебил Костя, — ты осуждаешь? Надо было пригласить?
— Не знаю, — сказал Эдик, — Мне трудно тебе ответить, Я позвонил Кириллу. Там обида на всю жизнь. Говорит, из-за какой-то юбки…
— Это для него, — перебил Костя, — она какая-то юбка. А для меня…
— Он сказал; мужская дружба — превыше всего.
— Дружба! — воскликнул Костя, — Хорош друг! Скажи: ты тоже мог бы… как он?
— Я — нет, — поспешно сказал Эдик. — Никогда!
— Возможно, я не прав, — Костя пристально посмотрел на Эдика, — я во всех начинаю сомневаться. Вот мы с тобой — друзья. Так?
— Думаю, да, — сказал Эдик. — За многие годы проверено.
— Проверено… — повторил Костя. — Чем проверено? За эти годы наша дружба хоть раз подвергалась серьезному испытанию? Да и дружба ли это? Вот скажи: что мы друг о друге знаем? Кроме нашей школы, английских книг и журналов, всякого там показушного трепа на публику, что нас еще объединяет? Я, например, что у тебя на душе, не знаю. Или так: можешь ты мне все-все о себе рассказать? Сокровенное? Можешь?
— Дай подумать… — В голосе Эдика была растерянность.
— Не можешь! — даже с торжеством сказал Костя. — Теперь по-другому. Представь ситуацию: мне грозит смерть. И у тебя есть единственная возможность спасти меня, рискуя собственной жизнью. Ты станешь рисковать?
— Слушай! — развел руками Эдик. — Это же крайность, экстремальный вариант. Зачем?
— А вот, например, Жгут… Мы знакомы — и месяца нет. Говорили всерьез один раз. Со Жгутом не разговоришься. Но он, если бы такая ситуация… Я знаю, он за друга жизни не пожалеет!
— Красиво излагаешь, — попытался пошутить Эдик.
— Костя! — послышался голос Виталия Захаровича, — Встречей гостей!
— Извини. — Костя пошел к двери.
В комнате разговаривали родители и учитель школы каратэ. В стороне стоял Очкарик с картонной
