— Ты не сердись на маму, — сказал Виталий Захарович. — Она очень переживает. Никак не может смириться, что детство твое кончилось, что ты уже взрослый.
— Папа! Но что же мне делать? — Отчаяние прозвучало в голосе Кости.
— Жить! Жить, сын! И разве теперь твоя жизнь не стала ярче? Разве тебя не обуревает жажда деятельности?
— Да, это, конечно, так! — Костя был полон удивления. — Как ни странно…
— Это не странно, Костя. Настоящая любовь, пусть неразделенная, — могучая жизненная энергия, двигатель человеческих деяний.
— Папа! Но за что любят?
— На этот вопрос у меня нет ответа. — Виталий Захарович подошел к распахнутому окну, загляделся на небо с одинокой звездой. — Ведь ты мне не поверишь, если я тебе скажу, что Лена — самая обыкновенная, даже заурядная девушка…
— Это неправда, папа! — перебил Костя.
— Я понимаю. Для тебя это неправда. И опровергнуть твое представление о ней не сможет никто. И нет смысла опровергать. Скажу тебе одно… Ты ее любишь?
— Да!
— Значит, надо бороться за нее!
— Но как, папа?
Прошло несколько дней.
Лена и Костя медленно шли по улице мимо мехового ателье.
— Вот хозяйство моей мамочки, — сказала Лена.
— Может, неудобно? — Костя остановился возле витрины. — Обойдемся? Так просто погуляем.
— Да брось ты! — Лена схватила его за руку. — У меня маман — человек. Идем!
По слабо освещенному узкому коридору они подошли к двери, на которой была табличка: «Заведующий». Лена без стука открыла дверь, сказала Косте:
— Проходи!
Они оказались в маленькой комнатке, где был единственный стол, заваленный бумагами, папками, накладными; треть стола занимали большие счеты.
За столом сидела полная моложавая женщина с огромной копной крашеных светлых волос. Крупные крестьянские руки с короткими пальцами украшало несколько золотых колец с камнями.
— Привет, мам! — Лена села на один из стульев у стены. — Садись, Пчелка… Мама! Это Пчелка. Костя Пчелкин. Я тебе говорила.
— Здравствуйте, — сказал Костя и сел на стул. Женщина отодвинула счеты, внимательно, изучающее посмотрела на мальчика.
— Знаю, знаю, — сказала она. — Чего тебе, Ленок? Давай быстро. Дел невпроворот.
— Мы в кино собрались, — сказала Лена, — а у Пчелки только рубль.
— Рубль не деньги, — сказала женщина, сняла со спинки стула сумку из желтой кожи, порылась в ней, протянула Лене пятерку. — Держи. — И опять внимательно посмотрела на Костю. — Что, родители на карманные расходы не очень-то?
Костя не успел ответить — зазвонил телефон.
Женщина подняла трубку.
— Слушаю! А, Капочка! Приветик! Да, через два дня прошу на примерку. Так… Нет, красная у меня еще есть. Если немного черной… Ага, спасибо! Что? Можно. Пару баночек. Ага… И колбаски бы сухой. Хорошо. Понятно. Ага… — Она слушала некоторое время, засмеялась. — Понятно! Красиво жить не запретишь.
— Мама! — быстро зашептала матери Лена. — Клюкву в сахаре.
— Капочка, — продолжала говорить в трубку женщина. — Вот Ленка просит клюкву в сахаре. Сладкоежка она у меня. Так… Умничка. Сделай пару коробок. В долгу не останусь. Что? Так… Надо подумать. Ага… Подумать, говорю, надо. Хорошо. — Она взглянула на календарь. — В пятницу жду. Пока, подруга. — Женщина положила трубку, Снова посмотрела на Костю, спросила: — Родители у тебя кто?
— Люди, — усмехнулся Костя.
Женщина перевела взгляд на Лену, сказала с некоторым осуждением:
— Шутник он у тебя, Я спрашиваю: кем работают?
— Отец — химик-исследователь, — ответил Костя, — мама — художник-модельер.
— Модельер? — заинтересованно повторила женщина. — В Доме мод?
— Нет, на швейной фабрике.
— А-а… — разочарованно протянула Женщина. — Слушай, раз с художниками якшаетесь… Нет у твоей матери хода в Театр на Таганке? Позарез надо два билета на мастера с Маргаритой.
— Могу сказать точно, — ответил Костя. — Нет такого хода. Для нас попасть в театр на хороший спектакль — проблема.
— В наше время многое — проблема, — нравоучительно сказала женщина. — Проблема на проблеме сидит и проблемой погоняет. Ладно. Идите. Мне еще обсчитывать и обсчитывать. С ума можно сойти от этой документации.
Лена и Костя поднялись со стульев.
— Погоди-ка… — Женщина вышла из-за стола. — Фигура у тебя, — Она подошла к Косте, профессионально осмотрела его, повернула за плечи, — …стандартная. Скоро будут две куртки-дубленки. Материал канадский, фасон из западногерманского журнала взяли. Как раз на тебя. Только ведь вещь- то… — Она вздохнула. — Химик да художница. Не очень-то разбежишься. Ведь так?
— Я вас не понимаю! — резко сказал Костя.
— Не понимает! — Женщина подмигнула Лене. — Молодой, а уже артист. Далеко пойдет. Ты за него, Ленка, держись. Твой длинноволосый когда в армию уходит?
Лена нахмурилась, взяла Костю за руку:
— Идем, Пчелка!
Они вышли из комнаты.
Женщина посмотрела на закрытую дверь, сказала со вздохом:
— Во детки растут. Никакой управы.
Она вернулась за стол, бойко принялась стучать костяшками счетов.
…Костя и Лена стояли в подъезде — на улице шел дождь.
— Скоро кончится, — сказал Костя, посмотрев на светлеющее небо. — И мы успеем.
— Тебе моя мать не понравилась, да? — неожиданно спросила Лена.
— При чем тут мать? — сказал Костя. — Главное — есть ты.
— Не надо все время обо мне. Надоело! И зачем только мы с тобой познакомились?
— Ты об этом жалеешь?
— Не знаю… Пока я тебя не встретила, see было понятно, ясно: наша компания, ребята. У Эфирного Создания собирались. А теперь?
— Что же теперь?
— Компания тю-тю! Испарилась. Эфирное Создание стала… Сам знаешь. Нет, это, конечно, здорово, что она лечится. Только мои родители говорят: ничего из этого лечения не выйдет. А я… Не могу понять. Все перепуталось. Нет, ты не думай. — Лена тронула Костю за плечо. — Мне с тобой хорошо, интересно. Я узнала, что есть совсем другая жизнь. Только раньше все казалось просто, а сейчас… — Лена резко тряхнула головой, и ее волосы волной упали на лицо. — Что-то расхотелось идти в кино. Какая, ты говоришь, картина?
— «Безумный, безумный, безумный мир». Американский фильм в «Повторном».
— Ну его! — махнула рукой Лена. — Что мир безумный, я и так знаю.
— Тогда, может быть, поедем в парк культуры? Там сейчас японские аттракционы…
— Не хочу! — перебила Лена.
— Тогда пошли в кафе-мороженое.
— Не люблю я мороженое!
