Костя молчал.
— Ну, сука, еще поговорим. — В трубке запульсировали короткие гудки.
— Костик, кто? — осторожно спросила мать.
Он не успел ответить (да он и не стал бы отвечать): во входную дверь звонили.
Лариса Петровна быстро вышла из комнаты и вернулась с пожилым полным милиционером, казавшимся медлительным и очень штатским, несмотря на форму. Он был белобрыс, с белыми кустистыми бровями, веснушки покрывали щеки; нос и губы были крупные; из-под фуражки торчали большие, добродушные какие-то уши. Положительно все в нем было мирным, домашним, и только голубые, как бы выцветшие глаза в жестком прищуре смотрели пристально, напряженно.
— Вот сюда, пожалуйста. — Лариса Петровна показала на кресло возле журнального столика.
— Благодарю, — сказал милиционер, снимая фуражку и неуклюже устраиваясь в кресле. — Разрешите представиться: ваш участковый, старший лейтенант Воробьев. Николай Павлович Воробьев. — Он быстро и внимательно осмотрел всех. Взгляд его остановился на Косте. — Что произошло, граждане?
— Вот, полюбуйтесь. — Лариса Петровна кивнула на Костю.
Участковый Воробьев, казалось, бесстрастно рассматривал Пчелкина-младшего, вид которого красноречиво говорил о недавнем происшествии.
— Понятно, — вздохнул милиционер. — Что же, молодой человек, рассказывайте.
— Ничего я не буду рассказывать! — Костя резко отвернулся. — Я вас не звал.
— Константин! — Лариса Петровна стукнула рукой по подлокотнику кресла.
— Извините, — сказал Костя. — Только ничего я рассказывать не буду! — Он замешкался и добавил — У меня претензий нет.
— Раз нет претензий… — Воробьев сделал движение, вроде бы собираясь встать.
— Понимаете, Павел Николаевич, — заспешила Лариса Петровна.
— Николай Павлович, — поправил участковый Воробьев, деликатно кашлянув в кулак.
— Понимаете, Николай Павлович, это все компания Мухина. Она давно преследует моего сына.
— За что преследует? — спросил Воробьев.
— А ни за что! — Голос Ларисы Петровны задрожал от гнева. — Во всяком случае, Константин никогда этим хулиганам ничего плохого не делал.
— Моя жена убеждена, — заговорил молчавший до сих пор Виталий Захарович, — компания Мухина не терпит нашего сына за сам факт, что он есть.
— Мальчик из интеллигентной семьи. Мой муж химик, ученый. Я по профессии художник-модельер…
— Между прочим, — перебил участковый Воробьев. — Дмитрий Мухин — сын доцента. Лекции этот доцент студентам читает.
— Весьма странно, — удивилась Лариса Петровна. — Но факт остается фактом: вокруг Мухина собираются отбросы нашего двора!
— Отбросы… — горько усмехнулся участковый Воробьев.
— Да, да, отбросы! — упрямо повторила Лариса Петровна. — И они ненавидят нашего сына! Для них, очевидно, это дико: английский язык, музыка, книги. Им бы только бренчать на гитаре, сквернословить. И… не знаю, чем они там еще занимаются…
— Видите ли, — сказал Виталий Захарович, — мы — это я понял, к сожалению, слишком поздно — совершили одну непоправимую ошибку, и теперь наш сын за нее расплачивается. Впрочем, моя жена и сейчас считает, что мы поступили правильно. На протяжении всей жизни Константина…
— Виталий! Может быть, при Костике… — заспешила Лариса Петровна, щеки ее покрылись розовыми пятнами.
— Ничего, ничего, пусть слушает. Так вот. На протяжении всей жизни сына мы старались отгородить его от жизни двора, от влияния таких, как Мухин…
— А зачем отгораживать? — перебил милиционер. Очевидно, такова была его манера разговора — перебивать, когда ему нужно. Но получалось это без нажима, как бы невзначай.
— То есть как? — ахнула Лариса Петровна.
— Так, — буднично, даже, показалось, скучно сказал участковый Воробьев. — Жизнь нашего двора — это вообще жизнь. От нее отгородиться невозможно.
— И я так считаю, — сказал Виталий Захарович.
— Правильно считаете. — Милиционер вдруг повернулся к угрюмо молчащему Косте, улыбнулся ему. — А ты слушай, слушай и на ус мотай. — Он опять остро взглянул на Ларису Петровну. — Жить вашему сыну в дальнейшем предстоит если не в нашем дворе… все равно среди людей, как говорится.
— Мухин и его компания — люди? — всплеснула руками Лариса Петровна.
— Да, люди, — твердо произнес участковый Воробьев. — Для вас они отбросы, а для меня — люди. Вы только о своем сыне думаете, а у меня за всю мухинскую компанию голова болит.
— Странные речи, Николай Павлович, вы произносите, — сказала Лариса Петровна. — Что же получается? Пусть наших детей избивают?..
— Не пусть. — В голосе Воробьева прозвучала жесткость. — Ваше право… Прежде всего вот его право, — он кивнул на Костю, — дать делу ход, довести до суда. А для начала необходимо составить протокол. — Николай Павлович собрался достать из планшетки бланк протокола.
— Нет! — вскочил Костя и теперь стоял перед милиционером. — Я против! И вообще… Вы тут говорите, будто меня и не существует. Неодушевленный предмет. Я — сам!
— Что сам? — спросила Лариса Петровна.
— Сам разберусь! — Костя опять сел в кресло.
— Правильно, сынок, — сказал участковый Воробьев, — Разберись. И одно я обещаю: Мухин тебя больше пальцем не тронет. Я с ним побеседую. И вам я обещаю… — Милиционер посмотрел на родителей Кости, усмехнулся. — Оградим вашего сына от компании Мухина. — Николай Павлович тяжело поднялся из кресла. — Извините. Надо мне еще к гражданке Савохиной. — Он невесело улыбнулся. — К Эфирному Созданию. Такие наши дела. — Милиционер снова посмотрел на Костю, теперь изучающе, долго. — Вот если бы Лена Макарова с тобой в клуб «Красный пролетарий» на танцы ходила, а не с Мухиным… Был бы я совсем спокоен.
— Она с ним ходит на танцы? — быстро спросил Костя.
Участковый Воробьев не успел ответить.
— Наш сын не посещает всякие там танцплощадки! — гневно сказала Лариса Петровна.
— Еще будет… — Николай Павлович запнулся. — Еще будет посещать. Может быть, к сожалению. Но — будет. Так я пошел, всего доброго.
Виталий Захарович проводил милиционера до двери, вернулся в комнату.
Телевизор во время визита участкового Воробьева оставался включенным, только по-прежнему отсутствовал звук. Сейчас передавали футбольный матч.
— С таким участковым… — начала возмущенно Лариса Петровна.
Но ее остановил Костя:
— А мне Николай Павлович понравился, — сказал он с напором.
— Мне определенно понравился, — поддержал его Виталий Захарович. Помолчал и добавил как можно мягче: — И он прав.
— Ну, конечно! — Лариса Петровна даже задохнулась от возмущения. — Все правы, одна я дура… — В ее голосе послышались слезы. — И меня, Виталий, удивляет твое безразличие. Мальчика чуть… — Лариса Петровна резко отвернулась.
— Лара! — Виталий Захарович осторожно погладил жену по плечу. — Пойми! Есть тут причина вражды, я бы это назвал соперничеством…
Виталий Захарович не договорил — Костя быстро вскочил с кресла и на полную мощность включил звук телевизора. Ворвался рев болельщиков, захлебывался словами комментатор, слышались свистки судьи.
Тут же поднялась Лариса Петровна и совсем выключила телевизор.
Костя вышел на балкон. Внизу жил своей жизнью огромный вечерний двор. Он был призрачно освещен фонарями и разноцветным светом из окон.
