Придя в сознание, Петр Ильюшин добрался до пушки и одним выстрелом накрыл гитлеровское противотанковое орудие. Путь свободен, но победа досталась дорогою ценою. Всех раненых, в том числе и Бориса Шуйкова, который никак не хотел уезжать и просил оставить его в дивизионе, отправили в медсанбат. Перед отъездом санлетучки я подошел к Шуйкову, попросил не волноваться. Дал ему слово, что после выздоровления обязательно заберем обратно, а должность комбата оставим до его прихода вакантной. Свое обещание я собирался непременно выполнить, так как лейтенант Б. С. Шуйков, по существу, давно уже был готов командовать батареей. В дивизион он пришел два года назад. Назначили его командиром взвода в батарею, которой командовал тогда А. Я. Голобородько. Среднего роста, светловолосый, с доброй улыбкой, девятнадцатилетний младший лейтенант сразу же покорил сердце своего комбата отличной специальной подготовкой, смелостью в бою и умением сплотить вокруг себя коллектив. Шуйков очень быстро стал самостоятельным, крепким командиром, на которого можно было смело положиться. В 1944 году он более шести месяцев командовал батареей, заменяя дважды выбывавшего на излечение Александра Голобородько. А полгода непрерывных боев — большая школа.
Командир корпуса генерал С. Н. Переверткин, проезжая мимо нас, задержался, тепло простился с ранеными, объявил о их награждении. Орден Славы III степени получили рядовые, Отечественной войны II степени — сержанты и старшины, комбат Б. С. Шуйков удостоился ордена Отечественной войны I степени.
Вскоре мы узнали, что Борис Шуйков умер от ран в госпитале...
Гитлеровцы возлагали некоторые надежды на деморализацию частей Красной Армии, вступивших в Берлин. Оставляли винные погреба, пивные бары, продовольственные магазины, до краев заполненные запасами спиртного. Богато обставленные квартиры, брошенные серебряные и золотые столовые сервизы, по расчетам врага, должны были вызвать массовый грабеж и разложение в наших рядах. Однако гитлеровцы просчитались. Случаев выпивки, мародерства, аморальных явлений не было. Наш дивизион, например, захватил в Шарлоттенбурге гастрономический магазин. На полках полным-полно дорогих вин и кондитерских изделий. Но никто из солдат и офицеров даже пальцем не дотронулся до них. Все сдали под расписку представителям продснабжения дивизии.
Иногда случались и неприятности. Один из стрелковых полков дивизии захватил опытный завод- институт, забитый различными медикаментами. Большой чистый двор, аккуратные здания. Огромные светлые комнаты, благоустроенные подвалы. Не мудрено, что здесь тотчас же поспешили расположиться командные пункты 597-го и 594-го стрелковых полков, поддерживавших частей усиления.
В спешке никто не поинтересовался, что это за здание. Не обратили даже внимания на то, почему в одной из лабораторий оказалось много ящиков с яйцами. Служба тыла дивизии немедленно реквизировала их, распределила по полкам.
Комдив Асафов, недовольный отсутствием донесений из частей, зашел к К. Н. Косякову.
— Константин Николаевич! Что-то наши полки затоптались на месте. Надо проверить. Поехали?
— Что ж, поехали, — согласился Константин Николаевич.
Через несколько минут их виллис, следуя за боевым охранением, затормозил у темного, иссеченного осколками здания. Разведчик указал полковнику Асафову на вход в подвал. Туда же тянулись бесчисленные нити телефонных проводов. Комдив, прихрамывая и придерживаясь руками за стены узкого коридорчика, спустился вниз. Миновав еще один коридор, он остановился на пороге комнаты, ярко освещенной электричеством (немцы не успели выключить энергосеть). Посреди нее стол. Вокруг него Чекулаев, Вознесенский, Ковязин и их ближайшие помощники. И мы с подполковником Муллом были там. Весело гогочем и с аппетитом уплетаем яйца всмятку. Никто из нас не заметил, как появились комдив и начальник политотдела. Все вскочили.
— Что же вы, черти, захватили такие трофеи и молчите? Нет бы позвонить да нас пригласить.
Ни Вознесенский, ни Чекулаев, ни Ковязин слова не успели вымолвить, как Асафов приказал:
— Ну-ка, марш вперед со всей вашей братией! Здесь будет мой командный пункт. А ваши — в батальонах, командиров батальонов — в ротах, а ротным — вперед!
Когда все ушли, Асафов, все еще смеясь, сказал:
— Ну, а теперь к столу! Попробуем и мы сего дива. Давно не ел глазунью.
Спустя несколько минут все мы с ужасом узнали, что большая партия яиц из оставленного немцами склада была заражена бациллами холеры и чумы. Только благодаря оперативному вмешательству армейских и дивизионных медиков и заместителя командира соединения по тылу В. Л. Жарко угроза массового заражения была ликвидирована.
Много внимания в Берлине пришлось уделять охране штаба дивизиона. Нужно сказать, что дело это было не легкое. Двигаться вместе с батареями Братчиков не мог. Оставаться — тоже. Можно было лишиться и документов, и знамени: в тылу нет-нет да и появлялись диверсионные группы гитлеровцев. Нападая на наши штабы и тыловые подразделения, они захватывали отдельных бойцов и офицеров и доставляли их по подземным канализационным линиям в свое расположение. В нашей дивизии таких пропавших насчитывалось около пяти человек. В их числе оказался и шофер нашего дивизиона, бесследно исчезнувший ранним утром 2 мая.
Вот почему я приказал Братчикову быть все время на командном пункте дивизиона, охрану которого обеспечивал взвод ПТР.
Несколько добрых слов хочется сказать о наших тыловых подразделениях. Начальник артиллерийского снабжения Илья Гурин, помощник по снабжению и казначей Виктор Кравченко, старший фельдшер Валя Жолобова, помощник по технической части Герман Михель — сколько они потрудились, недосыпали ночей, сколько раз подвергались смертельной опасности, доставляя боеприпасы, продовольствие, медикаменты и эвакуируя с поля боя раненых. Не помню случая, чтобы было нарушено боевое питание подразделений. В дивизионе постоянно находилась резервная машина, которая в любой момент могла подбросить снаряды и патроны на ту или иную огневую позицию.
Доставляя боеприпасы или устраняя поломки под огнем, наши славные артснабженцы, орудийные мастера и автотехники сержанты Иван Какунин, Василий Лемзяков, Василий Говорков, Андрей Некрасов, Илья Мамонов, Степан Трифонов и Александр Василейко неоднократно вступали в бой и наравне с огневиками отражали контратаки фашистов, делали проломы в стенах и уличных баррикадах, завалах. А орудийный мастер сержант Путятин, заменивший Илью Левина в начале наступления, так и продолжал командовать орудийным расчетом до конца боевых действий.
Дивизия заканчивала операцию в Шарлоттенбурге (излучина реки Шпрее). Как ни упорствовал противник, части соединения к вечеру 27 апреля все же очистили этот район. Здесь, в Шарлоттенбурге и Плетцензее, фашисты широко маскировали свои мелкие группы под гражданское население. Этому способствовало то, что почти все фольксштурмовцы воевали в гражданском платье. Нередко она проникали в наши тылы или оставались при отступлении своих частей, а затем наносили удар в спину с чердаков, из-за развалин, из канализационных колодцев. В случае опасности, если невозможно было скрыться, фольксштурмовцы бросали оружие, смешивались с населением и уходили от возмездия.
И днем, и ночью ходить по Шарлоттенбургу было опасно, за каждым углом подстерегала беда. Однажды, например, наш связист ефрейтор Иван Кузьмич Солоненко возвращался вместе с напарником в дивизион. В полукилометре от НП их обстреляли с чердака дома. Прячась от огня в подворотнях и за выступами домов, связные короткими перебежками ушли от опасности и своевременно доставили пакет, в котором был боевой приказ.
На обратном пути Иван Кузьмич вновь столкнулся с тем же пулеметом, преградившим на этот раз путь машинам с боеприпасами. Вместе с товарищем он незаметно пробрался на чердак дома. Там стоял невероятный треск и гул от беспрерывных пулеметных очередей. Гитлеровские солдаты, переодетые в гражданское, не заметили советских воинов. Связные, укрывшись за полуметровой кирпичной перегородкой, бросили гранаты. Они упали прямо у ног гитлеровцев. Один за другим раздались взрывы. Пулемет вышибло в открытое окно. Два фашиста были убиты, троих раненых ефрейтор Солоненко привел в дивизион. За этот подвиг отважный воин удостоился ордена Славы II степени.
К вечеру 27 апреля подразделения 23-й пехотной дивизии немцев прекратили свое существование. Только небольшому отряду саперов (он так и не успел взорвать ни одного моста через Шпрее) удалось уйти за реку. Охранять полностью уцелевшие мосты приказали нашему дивизиону. Подразделения дивизии, захватив огромный парк автомобилей, мотоциклов, четыре самоходные артиллерийские установки
