«фердинанд», около трех десятков орудий и другую технику, временно перешли к обороне. И понятно: ведь до этого 207-я стрелковая дивизия бессменно шла в авангарде корпуса, понесла большие потери в людях и технике. Нужно было передохнуть и привести себя в порядок.
Тем временем части 79-го корпуса овладели центральными кварталами Моабита. Преодолевая сильное огневое сопротивление противника, они медленно приближались к самому гнезду фашистов — правительственному кварталу, раскинувшемуся в излучине Шпрее, южнее вокзала Лертер. Там, в железобетонных казематах, Гитлер и все его окружение.
Поздним утром 28 апреля дивизия генерала Шатилова подошла к реке в северо-западной части парка Тиргартен. Соединение полковника Негоды в свою очередь овладело кварталами, примыкающими к железнодорожному вокзалу Лертер. После мощной обработки правительственных зданий артиллерией всего корпуса в 24.00 дивизия полковника Негоды с ходу форсировала реку и начала бой за дома в восьмистах метрах севернее рейхстага.
Всю ночь на 29 апреля части этих дивизий сражались за расширение плацдарма на южном берегу Шпрее. Подтягивалось множество орудий для стрельбы прямой наводкой. Артиллерийские НП вместе с передовыми стрелковыми подразделениями перемещались ближе к рейхстагу.
Наша дивизия получила приказ ранним утром 29 апреля ударом вдоль Инвалиденштрассе ликвидировать последние очаги сопротивления врага в северо-восточной части Моабита, перерезать дорогу и железнодорожное полотно севернее вокзала Лертер, достичь западного берега канала Фербиндунгс- Фридрих и обезопасить действия корпуса от возможных контратак противника с северо-востока.
420-й ОИПТАД ушел на выполнение этой задачи в боевых порядках стрелкового полка Чекулаева. Артполк дивизии поддерживал наши действия с закрытых позиций, занятых на стадионе Моабит.
Гитлеровцы дрались с остервенением. Вдоль железнодорожной насыпи до самого вокзала они оборудовали и хорошо замаскировали пулеметные точки. Подступы к полотну простреливались продольным огнем пулеметов и противотанковых пушек, позиции которых находились где-то у вокзала.
Со стороны гавани внакладку били две батареи 120-миллиметровых минометов.
Наши стрелковые подразделения не смогли преодолеть такой заслон: несколько раз добирались до половины насыпи и откатывались назад. Фашисты бросали в контратаки подразделения фольксштурма, за которыми виднелись цепи эсэсовцев. Неся большие потери, они снова лезли в бой.
Подполковник А. П. Чекулаев решил нанести удар по обороне фашистов в том месте, где Инвалиденштрассе пересекало железнодорожное полотно. Все пушки противотанкового дивизиона, полковая батарея 76-мм орудий и минометные подразделения полка сосредоточили свой огонь по каменному виадуку. Под прикрытием огня стрелковые роты ворвались на насыпь, захватили виадук и пошли на штурм ближайших от него зданий. Туда же поспешили полковая батарея 76-мм пушек и батарея Григория Кандыбина, открывшие огонь прямой наводкой по минометным батареям противника.
Глушенко тем временем расправлялся с противотанковыми пушками гитлеровцев у вокзала, а вот батарею Батышева, назначенного комбатом после смерти Шуйкова, я почему-то не видел. На поиски ее послал разведчиков во главе с младшим лейтенантом Бородиным. Но, не дождавшись их возвращения, сам решил проверить, куда она исчезла.
Я бежал впереди. Гриша Быстров, как всегда, с автоматом наизготовку — позади. Вдруг слева, в сотне шагов от нас, показалась цепь немецких солдат. Фашисты молча, без единого выстрела, наступали от железной дороги к развалинам домов. По ним никто не вел огня.
— Где же наши? — охнул Гриша.
Ничего не ответив, я схватил его за поясной ремень и потащил за собой. Мы вскочили во двор. В нем ни одного уцелевшего дома, даже стен, только груды битого кирпича, щебня, мусора. Сейчас же из-за развалин навстречу нам поднялись пять гитлеровцев и закричали:
— Хенде хох!
Гриша из-за моей спины дал очередь из автомата — немцы спрятались. Я выхватил пистолет и крикнул:
— Взвод, за мной, ура!
Быстров бросился на немцев. И чудо! Двое из них, еще лежа, подняли руки. Трех остальных Гриша, оказывается, сразил наповал.
Я оглянулся и вдруг услышал своих:
— Товарищ майор, сюда, к нам!
Мы бросились вправо, за уцелевшую высотой в рост человека стену. Там стояла пушка младшего сержанта А. И. Чистова. Цепочкой, прикрываясь камнями развалин, лежали наши петеэровцы и человек пятнадцать пехотинцев со станковым пулеметом. Это уже войско — воевать можно!
По телефону, о существовании которого я и не подозревал, Чистов получил команду «Огонь!».
— Кто командует?
— Комбат, товарищ майор, — удивленно ответил Чистов.
Откуда ему было знать, что я их считал пропавшими.
Огонь из автоматов, четырех противотанковых ружей и трех пушек (второе и третье орудия стреляли из соседних домов-развалин) так ошеломляюще подействовал на гитлеровцев, что они, теряя убитых и раненых, в панике побежали назад.
Я мельком взглянул на пленных — как вареные. Теперь им все безразлично. Но все-таки сказал по- немецки ближайшему молодому солдату:
— Скажите своим, если они сдадутся в плен, мы сохраним им жизнь. Если хотите, можете пойти к ним и вернуться вместе.
Солдат с готовностью подчинился. Вскоре перед нами предстали тридцать два гитлеровца во главе с фельдфебелем.
Штурмовая группа вместе с пушками Батышева вышла на полотно железной дороги и закрепилась там, а мы с Быстровым возвратились на НП. Меня беспокоило одно обстоятельство: посланный на розыски Батышева младший лейтенант Бородин с группой в десять человек до сих пор не возвратился. Этот пылкий, увлекающийся юноша был еще далеко не опытным фронтовиком, поэтому я переживал за него. Наконец на НП появился Голобородько и доложил, что с Бородиным все благополучно. Затем он рассказал небезынтересную историю, приятно поразившую меня.
Возвращаясь с переднего края, Голобородько с ординарцем и одним разведчиком из взвода управления не увидели никого из наших — ни пехотинцев, ни артиллеристов.
Выходило, что на наш и чекулаевский НП мог свободно пробраться враг. Тут-то капитан и встретил направлявшегося с моим заданием Анатолия Бородина. Голобородько приказал ему вернуться, забрать весь взвод ПТР и уточнить передний край на левом фланге боевых порядков дивизиона. Если фланг окажется открытым, Бородину необходимо развернуться, занять выгодный рубеж и прочно его удерживать, прикрывая две улицы в направлении наших НП.
Поиски батареи Батышева и доклад о результатах командиру дивизиона взял на себя сам Голобородько. Но, прибыв на НП дивизиона, Александр Яковлевич не застал меня и решил пойти следом. Однако где-то на полпути повернул налево: неподалеку за развалинами шла ожесточенная перестрелка, глухо хлопали тяжелые выстрелы противотанковых ружей, подымались клубы черного дыма. Голобородько догадался, что бой ведет взвод Бородина, а вот отчего взлетали султаны черного дыма, он понял не сразу.
...Анатолий Бородин, пройдя три квартала, убедился, что заместитель командира дивизиона был совершенно прав — фланг дивизиона да и всего чекулаевского полка ничем не прикрыт. Молодой офицер решил занять оборону. Поставив командирам отделений задачу, он присел на глыбу спекшихся кирпичей и начал составлять донесение в штаб. Как только разведчики-связные скрылись за домами, Бородин обошел свой взвод.
Отделения, неплохо замаскировавшись, просматривали на всю глубину сразу три улицы, которые уходили радиальными лучами от площади. Небо было пасмурное, Берлин заволокли дождевые облака. Вскоре пошел дождь, сначала сильный, потом моросящий, но теплый. Тихо переговариваясь и прячась под плащ-палатками, бойцы взвода притаились среди развалин. Не прошло и четверти часа, как разведчики увидели быстро приближавшуюся по средней улице колонну машин и танков. Анатолий Бородин поднес бинокль к глазам: немцы.
