формуле они там чо высчитывают? Массу дохлого животного умножают на количество километров, которое предстоит проехать кошачьей труповозке от них до моего дома, и плюсуют туда температуру воздуха за бортом по Фаренгейту?
— Восемь тысяч пиццот рублей.
Я аж икнула:
— Сколько?!
— Восемь пятьсот. В эту сумму входит доставка тела животного к нам, кремация и упаковка праха в урну.
Я подумала, и уже открыла рот, чтобы согласиться, но муж меня опередил:
— Скажите, а мы сможем присутствовать при кремации?
— Нет. Мы находимся на территории военного завода, и посторонним вход воспрещён.
Тут я быстро передумала, потому что мне пришла в голову беспесды умная мысль, и я заорала:
— Да?! А откуда я знаю: может, вы приедете, кошку у меня заберёте, за углом выкинете, а в урну мне потом полкило говна запаяете?! Где доказательства?
Блять, чтоб мне сдохнуть, если вру… В трубке разве что фанфары не заиграли. Ну, такие, как на радио, когда на вопрос ведущего: «Как зовут внучку Деда Мороза?» какой-то эрудит неуверенно отвечает: «Снегурочка, да?» — такая хуйня сразу играет: тум-турурум-бам-бам, бля! «Да, да! Вы угадали! Вы выиграли билет в кинотеатр «Рига» на последний сеанс, завтра в три часа ночи!»
Ну вот, и тут такая же хуйня. Только фанфар не было.
— Да! Мы ждали этого вопроса! Вы совершенно правы! Вы, скорбящие хозяева любимца семьи, вы должны быть уверены, что в урне находится именно его прах! Да! Да!
Тут я вообще подумала, что персонаж там кончает.
И решила его обломать:
— Пизда! Давайте уже быстрее, у нас труп щас портиться начнёт.
— Да! — ещё раз крикнул агент кошачьего похоронного бюро, и в ажиотаже продолжил: — Только сейчас, и только в новогодние праздники, мы предлагаем нашим клиентам новую услугу: всего за три с половиной тыщи рублей мы снимем на видеокамеру как мы сжигаем вашего кота, и вы всегда сможете пересмотреть эту кассету в кругу семьи, чтобы предаться счастливым воспоминаниям!
И — пауза такая. И слышно, как ёбнутый похоронный агент дышит часто-часто. Непонятно даже: то ли он так рад, что осчастливил меня своей модной новогодней услугой, то ли всё-таки кончил.
— Идите нахуй. — Вежливо закончил разговор Дима, и положил трубку.
Мы ещё с полминуты помолчали, и я неуверенно предложила:
— В коробку, и на помойку?
Дима обнял меня за плечи, и мужественно кивнул:
— Так будет лучше.
Масю мы запихнули в коробку из-под DVD, написали на ней послание для бомжей: «Товарищи бомжи, в этой коробке нет нихуя полезного. Там дохлый кот. Дайте ему спокойно сгореть на свалке. Будьте вы, блять, людьми!», и отнесли кошкину тушку на помойку.
Конечно, в этот же день я поехала к заводчице персидских котов, и купила там ещё одного белого котёнка, который на сегодняшний день сменил уже пятерых хозяев из-за патологического нежелания срать в лоток, и до сих пор ещё жив только потому, что стОит бешеных бабок, и усыплять жалко, но это уже совсем другая история.
А ведь время действительно идёт по спирали. Возвращается старая мода на сапоги гармошкой, и корсеты со шнурками.
И очко сжимается при виде участкового, и шрам на жопе болит.
И дохлые коты в коробке из-под ДиВиДи…
Иногда они возвращаются…
Парик
Эта грустная история началась в тот незабываемый день, когда моя подруга Сёма, с помощью гидропирита и нашатырного спирта попыталась сделать меня блондинкой, и одновременно лишить волос, что ей в общем-то удалось. В те далёкие девяностые дешевле было стать после облысения панком, чем купить парик. Парики, конечно, в продаже имелись. Полный Черкизовский рынок париков. Сделанных из чьей-то сивой мотни, и уложенных в причёску 'Немытая овца'. Наощупь эти парики напоминали мёртвого ежа, да и выглядели примерно так же. Только непонятно почему стоили нормальных денег.
Нормальных денег у меня в шестнадцать лет не было. У меня и ненормальных-то не было. Родители меня обували-кормили, а на карман бабла не давали, справедливо полагая, что я на эти деньги начну покупать дешёвое пиво и папиросы. Вернее, мама об этом только догадывалась. А папа знал это точно. Так что пришлось мне пару лет ходить в рваных джинсах и в майке с Егором Летовым, и ждать пока отрастут волосы. Волосы — не хуй, отросли, конечно. Тут бы мне возрадоваться, и начать любить и беречь свои волосы, ан нет.
Волосы, может, и отросли, но на мозг это не повлияло. Поэтому как только волосы начали собираться в тощий крысиный хвост — я вновь решила стать блондинкой. И на это раз без Сёминой помощи. Сёма в доме — это плохая примета. А я суеверная.
Блондинкой я стала. В салоне красоты, под руками хорошего мастера, который сделал из меня мечту азербайджанца, и напомнил, чтобы через три недели я вновь пришла к нему на покраску отросших корней.
— Обязательно приду! — Заверила я мастера.
'А вот хуй я приду' — Подумала я через пять минут, расплачиваясь с администратором.
И не пришла. Потому что краситься я твёрдо решила бюджетно, дома, краской 'Импрессия Плюс', в цвет 'нордический блондин'.
До того момента я не знала как выглядят нордические блондины, но после окраски своих волос я узнала каким цветом срут квакши. Нордическим блондином они срут. Серо-зелёно-поносным блондином. Результат меня не то, чтобы не удовлетворил… Совсем даже наоборот. Он меня вверг в пучину депрессии и суицида. И я, горестно и страшно завывая на весь дом, пугая маму-папу и старого волнистого попугая Сникерса, поползла звонить Сёме. Наплевав на суеверия.
Сёма прониклась моей проблемой, и уже через десять минут она раскладывала на моём столе мисочки, кисточки и тюбики. Мне было всё равно, что она со мной сделает. Цвет лягушачьего поноса, которым теперь отливал мой златокудрый волос, подавил мою волю и желание жить.
— Такое говно ничем не смоешь. — Успокаивала меня Сёма, взбивая в миске что-то очень похожее на нордического блондина. — Такое или налысо брить, или закрашивать в чёрный цвет. Ты что выбираешь.
— Мне похуй. — Тихо ответила я, и всхлипнула. — Только не налысо.
— Тогда не смотри. — Сёма отвернула меня от зеркала.
Через час я стала цвета воронова крыла, если у ворон, конечно, бывают синие крылья с зелёным отливом. А ещё через два, при попытке расчесать волосы, они отвалились.
Вот и не верь после этого в приметы.
Порыдав ещё сутки, чем окончательно свела с ума старого Сникерса, я поехала на Черкизовский рынок за париком. За два года ассортимент париков не уменьшился, и даже цены на них стали на порядок ниже. Вот только выбор по-прежнему ограничивался моделями 'Немытая овца' и 'Гандон Эдита Пьеха'. Я терзалась выбором часа два, пока ко мне подошло что-то маленькое и китайское, и не подёргало меня на куртку:
— Валёсики исесь? — Спросило маленькое и китайское, застенчиво поглаживая мой карман.
— Волосики ищу. — Подтвердила я, накрывая свой карман двумя руками. — Красивые волосики ищу.
