Мы рассказали о том, что узнали от Пашки. Дядя Коля и Серега слушали, переглядываясь. Потом дядя Коля встал, вытер руки соломой.
— Как твоя нога, Митрий?
Димка сказал, что нога ничего, идти не больно. Тогда бегом за вещичками!
— Прямо сейчас? — удивился Серега.
— Да, сейчас. Молотилку мы с тобой, паря, отремонтировали, и прохлаждаться нам здесь больше нет резона.
— Вообще-то правильно. Без милиции мы ничего не сделаем. А милиция — где она? Милиции сейчас не до Федьки. У нее своих дел хватает, поважнее. А нам... Нам надо отправляться. Одним домой, к папе с мамой, другим, как нам с тобой, Степаныч, на фронт. Гитлера бить,— повеселел Серега.
Мы решили не задерживаться в деревне и минуты. А тут и оказия подвернулась. Евдокия Андреевна посылала на заимку, расположенную на пути к станции, две подводы за сеном. С подводами отправлялись мальцы, уже знакомый нам конопатый и другой, крепыш, чуть пониже ростом. Мы хотели взять с собой Пашку. Но тот как ушел на рыбалку, так и пропал.
— Жалко, что уходите,— сказала Евдокия Андреевна, провожая нас до конторы.— Хоть бы немного побыли. Без мужиков-то нам совсем худо. Куда ни глянешь, везде мужские руки требуются.
Показав на мальцов, Серега пошутил:
— Вот они, ваши мужики. Не успеете оглянуться, как они подрастут.
Снова потяжелевшие рюкзаки мы уложили на телегу, сами пошли пешком. Лишь когда телеги катились под гору, мы с Димкой садились и подъезжали шагов двести-триста.
Вот позади остались крайние избы и огороды. Вот мы обогнули большое поле, ощетинившееся колючей стерней. За ложком было еще поле, тоже сжатое. И дальше началась сплошная тайга. Здесь не только полей, но и лугов нигде не было видно. Лес справа, лес слева и небо над головой.
— Где же твой тятька?
Конопатый глянул на дядю Колю, шмыгнул носом:
— На войне...
— А твой?
У другого хлопчика, крепыша, тятьки не было. Давно, года четыре назад, пошел на охоту, напоролся на медведя и сплоховал, промахнулся. А второй раз мать замуж не вышла.
— Вот оно что! — не то посочувствовал мальцу, не то просто принял этот факт к сведению дядя Коля.
— А я тебя, хлопец, помню,— вмешался в разговор шедший по другую сторону задней телеги Серега.— Два года назад мы стояли у вас в деревне, мать тогда еще тебя за уши драла, чтобы ты не лазил в чужие огороды. Драла, правда?
— Вы геолог?
— Угадал. Недалеко от вашей деревни мы кое-что нашли. Кончится война, понаедут сюда люди, понастроят заводов, и вместо вашей деревни Хвойная поднимется большой город. Ты хочешь жить в городе?
— Нет,— сказал конопатый.
— Ты просто не знаешь, что такое город,— пожалел мальца Серега.
И после, пока не показалась заимка, он все рассказывал о том, что такое город. Ребята слушали, разинув рот. Однако, немного спустя, когда Серега опять спросил, хотят ли они жить в таком большом, красивом городе, оба замотали головами:
— Н-нет...
Серега засмеялся, потрепал конопатого за вихры:
— Глупый ты еще, ничего не понимаешь... Мы поднялись на косогор.
— А вот, кажется, и заимка,— показал рукой дядя Коля.
Впереди открылась просторная долина, перерезанная наискосок ручьем. В одном месте поперек ручья легла земляная плотина и выше по течению образовался пруд. На берегу пруда, под березами, и притулилась избушка с двумя подслеповатыми оконцами. Здесь были сенокосы. Сюда зимой наезжали охотники.
Мы наметали на обе телеги сена, лежавшее в копнах, и отправили мальцов обратно. Теперь оба они шагали сбоку, держа в руках вожжи, изредка по-взрослому зычно покрикивая:
— Н-но, рыжие-чалые!
— Что, мужики, привал? — сказал Серега, когда мальцы скрылись из виду.— Привал! — ответил сам себе и повесил свой рюкзак на крюк у входа в избушку.
Здесь кончалась дорога. Дальше шла тропа.
— Привал так привал,— без лишних разговоров согласился дядя Коля.
Пока мы располагались и осваивались, он тщательно осмотрел местность вокруг, заглянул внутрь избушки, потянул в себя воздух и безнадежно вздохнул:
— Федькиным духом здесь и не пахнет!
— А почему должно пахнуть? Он не дурак, чтобы здесь отсиживаться. Для этого Федька найдет местечко понадежнее. Если подался на станцию, что вполне вероятно, то, будь уверен, уже отмахал половину пути,
— Нет, не скажи,— возразил дядя Коля.— Если Федька подался на станцию, то случилось это вчера вечером, не раньше. Значит, до этой заимки он добрался уже затемно. А дальше что? Дальше ему прямой расчет отдохнуть часок-другой.
— Прошел стороной,— стоял на своем Серега.
— Ну, знаешь ли, только набитый дурак попрется через чащобы, когда есть дорога,— сердито буркнул дядя Коля. После происшествия в сарае он как-то сразу постарел, согнулся.
Мы с Димкой жалели дядю Колю. Но что мы могли поделать, чем ему помочь?
— А ну, пацаны, за дровами! — распорядился Серега.
— Да, шуруйте тут, а я пойду взгляну на балочку...— Дядя Коля прошелся по довольно широкой и торной тропе — зимой здесь проезжали на санях,— постоял на берегу пруда и подался вверх по ручью.
Мы с Димкой притащили по охапке сушняка и, оставив Серегу шуровать, то есть разжигать костер и проворить ужин, тоже подались вверх по ручью. Это был ручей метра два шириной. Берега его кое-где обнажились, выставили напоказ песок и гальку. На одном таком прогале мы и увидели дядю Колю. Золотоискатель и здесь остался верен себе — вооружился обломком сухой березовой коры и принялся мыть песок. Когда мы приблизились, он оторвался от лотка, глянул через плечо:
— Вот люди, на золоте сидят, а золота не видят!
«Люди» — это, конечно, здешние жители, которые поставили здесь избушку, соорудили плотину, живут на заимке днями и неделями, ковыряются в земле, а главного богатства, которое в ней зарыто, и не видят.
— А вы что, намыли?
— Смотрите...— Дядя Коля показал две или три золотинки.
По сравнению с тем богатством, которое у нас стащил Федька, это было так ничтожно мало, что мы с Димкой невольно усмехнулись. Дядя же Коля и эти золотинки ссыпал в пустой, похожий на кисет, кожаный мешочек.
— Тут надо бы походить, пошарить, шурфы пробить, да поздно... Осень — смотрите, сколько сетей развесила...— Он показал на паутину.— Это она тепло ловит, не хочет упускать. Но — лови не лови, а от зимы никуда не денешься. Вон и птицы подались на юг. Вы как учитесь-то, ничего? Правильно, учитесь, ребятки. Война войной, а учиться надо, я так понимаю. Как там сейчас наши? Дюжат или отступают? Жалко — отступать-то!..
Солнце уже завалилось за вершины обсыпанных шишками елей, когда мы воротились к избушке. Серега разжег костер и ладил чай. Мы расселись кто где. Помолчали. Настроение у всех было неважное, хуже некуда. И тут услыхали стук лошадиных копыт по мягкому грунту. Не успели мы подумать, кто бы это мог быть, как на тропе показались всадники в военной форме.
— А вот нам и подкрепление! — весело сказал Серега и, вскочив на ноги, подался навстречу.
