— Нет, нет, правда. Спасибо.
— Ладно, все равно больше нету. Последняя бутылка была. Да, Имоджин призналась, что ты ее ухажер. А потом я подслушал, как один парень тебе рассказывал, что наш милорд гоняется за тобой с хлыстом. Так что все факты мне известны. Племянница у меня — высший сорт. Кто ей нравится, тот мне друг. Живи тут, сколько влезет.
— Очень любезно с вашей стороны.
— Ладно, ладно. Я — за тебя. Это надо же, не побоялся приехать, только бы с ней повидаться! Знал ведь, как опасно…
Адриан смекнул, что надо подыграть. Гостеприимство свое Булпит предлагает нареченному Джин. Стоит ему догадаться, что надо бы добавить «бывший», и вход в убежище закрыт. А уходить нельзя, пока не повидался с Табби.
— Ну, что вы! — скромно отозвался он.
— Сказано, шик-блеск! Ладно, я тебя оставлю. Надо в гостиницу заглянуть, повидать кой-кого. Располагайся как дома. Я сейчас.
Сладостный день уже клонился к прохладе, когда Булпит добрался до «Гусака и Гусыни». Вошел он в общий бар и порадовался, что там пусто, только блондинка за стойкой изображает сенбернара для истомленных жаждой обитателей. Ради нее он сюда и явился.
Блондинка приветствовала его любезной улыбкой. Племянница Дж. Б. Аттуотера, жившего в Лондоне, она была послана сюда с наказом угождать хозяину, богачу в их семье, но сразу всей душой невзлюбила эту глухомань, как она же и выражалась. Развлекаться в Уолсингфорд Парве было негде и не с кем. Публика, состоящая из достойных селян, сообщала ей, что денек распрекрасный, и впадала в задумчивый транс, длящийся от десяти минут до получаса. Булпит был ярким лучом в ее скучной жизни.
За тридцать лет, проведенных в шутливых перепалках с официантами от Мейна до Калифорнии, технику общения с ними он отточил до филигранности, и тотчас же стал фаворитом временной барменши «Гусака и Гусыни».
— Как обычно, мистер Булпит? — весело осведомилась она.
— Ага. Смотрите-ка, да у вас новая прическа!
— Надо ж, заметили! Нравится?
— Отпад! Прямо Грета Гарбо![82]
— Ой, честно?
— Да провалиться мне!
— В Лондоне ребята говорили, я похожа на Мирну Лой.[83]
— Ну, что-то есть… А еще на Джинджер Роджерс.[84] Спичек не найдется?
— Вот, пожалуйста.
— Покажу тебе один фокус.
К величайшему ее удовольствию, он проделал три, создав таким образом атмосферу истинной сердечности. После этого он посидел молча, потягивая пиво.
— У нас сегодня та-а-кое было! — сообщила мисс Аттуотер. — Сама не видела, вот уж не везет! Мирти рассказывала. Та, с аденоидами.
— А что такое?
— Не знаю, с чего все заварилось, но вроде б сэр Бакстон гонялся тут за одним по всему саду.
— Ну да!
— А я Мирти и говорю: «Слава те, Господи, у вас хоть когда развлечешься! Нет, такой дыры…» А вам, мистер Булпит, не скучно?
— Доживешь до моих лет, сама покой полюбишь.
— Ну уж, какие ваши годы!
— Да вот, сто четыре стукнуло. А вообще-то не спорю, заскучал бы, будь я поздоровее.
— Ну! Ох, у вас и приключений было!
— Это верно.
— Почище этого, Генриха.[85] Ну, еще при самом Вильгельме[86] жил.
Булпит, который, живо общаясь с барменшей, все прикидывал, как бы половчее подступиться к цели, понял, что вот они, ключевые фразы. Напустив задумчивости, он хихикнул.
— А чего?
— Да так, вспомнилась одна шутка.
— Ой, а что?
— Да ну, так…
— Нет, а все-таки?
— Тебе-то не понравится, — неуверенно заметил Булпит. — Розыгрыш у нас такой был. Их не все любят.
— Это как? Выставить кого дураком?
— Да, вроде этого.
— А какой?
— Ну, мы так делали… — начал Булпит.
История, которую он поведал, была длинной, невнятной (многие, пожалуй, сочли бы, что действующих лиц, которые, по заверениям Булпита, просто катались от хохота, насмешить чересчур легко), но у его слушательницы прошла на «ура». Племянница Дж. Б. Аттуотера забавлялась от души.
— Ой! Ой, не могу! Ой, надо же! Ой! — захлебывалась она.
— Ну! Чего только не бывало. Вот оглянешься и думаешь: смеху-то было! Вагон. Сбилась у нас теплая компашка, оттого и шутки эти получались. Как говорится, все за одного и один за всех. Прям Три Мушкетера. Да, частенько я жалею, что нет моей старой компашки. Э-эх! Послушай-ка, кстати, в Уолсингфорд Холле живет у меня дружок, с ним я хоть сейчас выкину шикарную хохму. Но как? Один? Нет, не выйдет. Тут нужна девица.
— А какая?
— Да любая. Лишь бы говорить умела.
— В смысле — не дура чтоб?
— Нет, в буквальном смысле. Немая… хе-хе… не подойдет. Мне надо, чтобы она поговорила с ним по телефону.
— А я? Подойду? Булпит поставил кружку.
— Надо же! Про тебя-то я и не подумал! — гладко соврал он. — Послушай, а ведь это идея! Конечно, подойдешь! Да и сама поразвлечешься. Ты ведь тут скучаешь?
— А что сказать-то?
— Я тебе все запишу. Это мой дружок, его Ванрингэм зовут…
— А, знаю! Который у нас жил?
— Нет, нет! То его брат. Смотри, не напутай. Этот — Т. П. Ванрингэм.
— Понятно.
— Втемяшилось ему, что все… хе-хе… девицы от него так и мрут. А я вот чего надумал, розыгрыш такой. Звонишь ты ему по телефону и назначаешь свидание… Какое ж местечко подобрать?.. А, знаю! Скажем, второй камень по Уолсингфордской дороге! Ну, этот, где мили написаны. А я спрячусь за кустами. Кусты нам во как нужны!
— А зачем?
— Спрячусь, а потом выпрыгну. Значит так, ты ему не говоришь, кто ты. Такая это незнакомка, влюбилась по самые ноздри. Назначаешь свидание у второго камня. Он обрадуется, расхорохорится, прискачет — фу-ты, ну-ты, а тут вместо незнакомки — я. Как выскочу, как заору: «Пожалте бриться!» Вот-то хохоту!
Буллит заливисто расхохотался, племянница Аттуотера подхихикнула, но так, из вежливости. В душе у нее бродило легкое разочарование. Столько хлопот ради таких плодов! Но сказать это она постеснялась,
