— Пойдем, промою тебе глаз.
— Спасибо, Элоиза.
— Но прежде, — потребовала княгиня, сменившая милосердие на строгость, — объясни, как ты тут очутился и зачем скакал по черной лестнице!
Адриан предугадывал, что рано или поздно таких объяснений с него спросят, и был готов.
— Я приехал, Элоиза, чтоб быть поближе к тебе. Я знал, как буду скучать. Хотел остановиться в гостинице. Пошел прогуляться на речку и случайно встретил Табби. Мы с ним решили, неплохо бы поплавать, жарко очень. Нырнули в воду, а когда вышли — обнаружилось, что нашу одежду украли. Табби предложил подождать, пока все уйдут на обед, пробраться в Холл, он возьмет другую одежду. Просил меня подождать. Я ждал, ждал, но он все не возвращался, я и отправился на розыски. Зашел в чью-то спальню, надел костюм, но тут вернулся хозяин, наткнулся на меня, я растерялся и сбежал.
История была не из тех, чтобы ее тут же проглотила женщина, да еще такая подозрительная, как княгиня Дворничек.
— Это правда?
— Да, Элоиза.
— Очень странное происшествие!
— Хоть Табби спроси.
— А где он?
— Не знаю.
— Теодор в буфетной, — сообщила мисс Виттекер, — ест ветчину.
— Теодор?! — Княгиня вздрогнула и холодно взглянула на нее. Нелегко смотреть на современную деловую девушку, словно она слизняк, неожиданно выползший из-под камина, но княгиня очень постаралась. — А почему, позвольте спросить, вы называете моего пасынка по имени?
— Он — мой жених, — просто ответила Пруденс, — мы скоро поженимся.
Княгиня Дворничек длинно, свистяще вдохнула и еще медленнее выдохнула. Глаза ее приобрели сверкание, знакомое многим метрдотелям тех ресторанов, где допускали промах. Как правильно заметила Джин, трудящиеся девушки княгине не нравились. Сказка о Золушке никогда не числилась среди ее любимых книг.
— Неужели? — пропела она. — Как романтично! Вы ведь тут вроде секретарши, моя милая?
Сама мисс Виттекер так себя не назвала бы, но спокойно ответила:
— Мда-у-м!
Княгиня повернулась к сэру Бакстону и широко взмахнула рукой, словно что-то вымела.
— Та-ак!
Очень немногие мужчины способны сохранить самообладание и безмятежность, когда женщина произносит «Та-ак!», да еще что-то выметает. Выдержать это мог бы Наполеон, Генрих VIII, может быть — Чингисхан, но сэр Бакстон не принадлежал к их числу. Он тяжело осел в кресло, словно сраженный громом.
— Вот как вы присматривали за моим пасынком! Я оставила его на ваше попечение, уехала на несколько недель, возвращаюсь — а он уже обручен с вашей секретаршей! Несомненно, с полного вашего одобрения. — Она повернулась к Поллену. — Велите, пусть шофер немедленно подаст машину. Я возвращаюсь в Лондон!
Дворецкий вышел, радуясь, что убрался, а она вновь вперила в сэра Бакстона взгляд василиска.
— Я передумала, — сказала она. — Я не покупаю усадьбу. У баронета вырвался слабый стон. Княгиня угрожающе развернулась к мисс Виттекер.
— Что же до вас, моя милая…
В памяти Пруденс выскочила фраза, которую ее Теодор употребил под занавес их маленького недоразумения. В тот момент она сочла ее вульгарной, о чем и сказала. Но теперь она показалась ей единственной походящей в этих чрезвычайных обстоятельствах. Она поняла: когда Кенсингтон бессилен, подходит что-нибудь из репертуара Табби.
— Тьфу, че-орт! — заметила она.
— Что?!
— Че-орт! — ровно и почтительно повторила мисс Виттекер.
Возможно, достойного ответа на такую реплику нет, но княгиня выбрала совсем уж недостойный. Рукой в браслетах и кольцах она влепила Пруденс пощечину; и тут же обнаружила, что руку эту держат тиски, которые, к тому же, тащат ее к дверям.
— Отпустите! — закричала она.
— Ну, что вы! — откликнулась мисс Виттекер. — Отведу вас в кабине-эт. Посидите та-ам, пока не прибудет шофе-ор.
— Адриан! — возопила княгиня. — Помоги!
Адриан колебался. Словно средневековому рыцарю, ему представлялась возможность сразиться за свою даму. Оглядев Пруденс, он засомневался, стоит ли пользоваться случаем, хотя хорошо понимал, что, если он не воспользуется, расплата будет жестокой. Лицо прекрасной секретарши хранило спокойствие, но во взгляде, искоса брошенном на него, таилась угроза.
— Э… я… э… — произнес он; и последовал за невестой. Вскоре шум их шагов стих вдали.
Сэр Бакстон медленно поднялся с кресла. В том, как он передвигался, ощущалась неуверенность, точно он был трупом, встающим из могилы. Зритель, присутствуй он тут, заметил бы в его глазах остекленелость. Подойдя к двери в сад, баронет распахнул ее и встал в проеме, подставив ночному ветерку лоб, который никогда еще так не нуждался в охлаждении. Он сжал рукой макушку, точно опасаясь, что иначе голова расколется пополам.
— Ой, Боже мой! — тихо охнул он. В темноте сада что-то мелькнуло.
Там, озабоченно глядя на него, стояла Джин. Вообще-то она смотрела через реку, но отец, появившись в освещенной двери, привлек ее внимание. Ей было очень плохо, и она надеялась, что разговор с ним принесет облегчение. Беседы их редко поднимались до сверкающих высот, но всегда были утешительны. Однако Бак нуждался в утешении еще больше, чем она; и она отбросила мысли, колючками впивавшиеся в сердце.
— Господи, что случилось?
— Джин?! Входи, дорогая. — Сэр Бакстон тяжело двинулся от двери и протопал к столу, а дочь его светлой тенью скользнула в кабинет.
— Что с тобой, Бак?
Сэр Бакстон уселся за стол. После оглушительного землетрясения, взорвавшего его мир, мягкое кресло казалось надежным убежищем.
— Она отказалась покупать дом. Отменила сделку, возвращается в Лондон.
— Что?! Почему?
Сэр Бакстон рассортировал мысли.
— Винит меня, что ее пасынок обручился с мисс Виттекер. Вдобавок, Поллен подбил Пику глаз, и она разоралась.
— Что?
— Понимаешь, она выходит за него замуж.
— Что?!
Сэр Бакстон слегка вздрогнул.
— Что ты заладила — «что?», «что?» — Бак с трудом сдерживался. — Еще раз крикнешь «что?», и у меня черепушка разлетится. Не за Поллена.
Он повернулся, намереваясь сломать карандаш (да, средство слабое, но лучше не пришло в голову), и потому не увидел, как внезапно засветилось лицо его дочери, словно распахнулись ставни и в комнату хлынул солнечный свет.
— Княгиня выходит за Адриана?
Внезапно сэр Бакстон вспомнил. Он встал, обошел стол, отечески разглядывая Джин. Ему все еще казалось невероятным, чтоб его дочка вдруг влюбилась в этого Пика, но Булпит говорил уж очень уверенно…
