Но, невзирая на молебен В крови купающихся птиц, Как был досель великолепен Тот край, не знающий границ! Европа сжалась до предела И превратилась в островок, Лежащий где-то возле тела Лесов, пожарищ и берлог. Так вот она, страна уныний, Гиперборейский интернат, В котором видел древний Плиний Жерло, простершееся в ад! Так вот он, дом чужих народов Без прозвищ, кличек и имен, Стрелков, бродяг и скотоводов, Владык без тронов и корон! Попарно связанные лыком, Под караулом, там и тут До сей поры в смятенье диком Они в Монголию бредут. Широкоскулы, низки ростом, Они бредут из этих стран, И кровь течет по их коростам, И слезы падают в туман. Движущиеся повозки монголов Навстречу гостю, в зной и в холод, Громадой движущихся тел Многоколесный ехал город И всеми втулками скрипел. Когда бы дьяволы играли На скрипках лиственниц и лип, Они подобной вакханальи Сыграть, наверно, не смогли б. В жужжанье втулок и повозок Врывалось ржанье лошадей, И это тоже был набросок Шестой симфонии чертей. Орда — неважный композитор, Но из ордынских партитур Монгольский выбрал экспедитор C-dur на скрипках бычьих шкур. Смычком ему был бич отличный, Виолончелью бычий бок, И сам он в позе эксцентричной Сидел в повозке, словно бог. Но богом был он в высшем смысле, В том смысле, видимо, в каком Скрипач свои выводит мысли Смычком, попав на ипподром. С утра натрескавшись кумыса, Он ясно видел все вокруг — То из-под ног метнется крыса, То юркнет в норку бурундук, То стрепет, острою стрелою, На землю падает, подбит, И дико движет головою, Дополнив общий колорит. Сегодня возчик, завтра воин, А послезавтра божий дух, Монгол и вправду был достоин И жить, и пить, и есть за двух. Сражаться, драться и жениться На двух, на трех, на четырех — Всю жизнь и воин и возница, А не лентяй и пустобрех.