Старое городское кладбище — царство мертвых, несмотря на внушительную площадь, жестко ограничивалось по периметру царством живых — городскими застройками. А всему виной — нехватка места. Столица медленно, но уверенно разрасталась. Однако крепостные стены сильно ограничивали возможности градостроителей. Дома неумолимо рвались ввысь и жались друг к другу, образуя узкие улочки. Верхние этажи гораздо шире основания дома, нависают над головами пешеходов и всадников, почти полностью загораживают небо, превращая улицу едва ли не в длинный и чрезвычайно узкий тоннель. За долгие века существования Вальстерума крепостные стены переносили многократно. Ныне сохранились лишь современные укрепления и старые, возведенные ещё в прошлом веке. Старые стены уже давно оказались в черте города, мешали всем и сохраняли первозданный облик лишь по настоянию военных. Не дай бог случится, скажем, нашествие вражеской армии или бунт, тогда дополнительная зашита не покажется лишней.
В прежние времена кладбище расширялось настолько, насколько заставляли потребности. Когда же постройки живых людей стали непреодолимым препятствием дальнейшему росту кладбища, покойников стали хоронить в могилах, уже употреблявшихся для погребения. Бывали случаи, когда хозяин могилы, которого трудно назвать именно хозяином могилы, а можно окрестить скорее постояльцем менялся едва ли не каждые пятнадцать-двадцать лет. При очередном погребении из могилы извлекались кости ее прежнего жильца и благоговейно переносились в оссуарии, состоявшие из подземелья и часовни, выстроенной над входом в царство мертвых. В подземелье фрагменты скелетов аккуратно складывали в стенные ниши или прямо на полу, если все прочие места уже были забиты до отказу.
Толстые надгробные плиты выстроились стройными рядами под сенью высоких раскидистых деревьев. Беспокойно шумит листва, словно пытается поведать прохожим тайны усопших. Кладбище — замечательное место для прогулок. Здесь нет той скованности, присущей многоликой и галдящей узкой улочке, здесь нет грязи, здесь тишина и простор. Огромные цветники украшают могилы. Здесь дышится легко, и всё подчинено строгой атмосфере печали. Неудивительно, что горожане стремятся либо погулять, а у кого нет времени на праздное времяпровождение стараются хотя бы пройти через кладбище, пройти неторопливо и важно, вдохнуть сладкий и пьянящий аромат цветов, послушать пение птиц, при этом четко осознавая, что все люди смертны…
Пока шли через кладбище к резиденции его преосвященства, брат Юрк наперебой расспрашивал гостя о положении дел в неспокойных южных провинциях. Но он почему-то, даже не дослушав брата Тора до конца, тут же перебивал старого воина и задавал очередной вопрос, будто старался успеть именно спросить, а не выслушать ответ собеседника хотя бы из вежливости. Брата Юрка интересовало всё, начиная от регулярных провокаций на границе с Синегорией и заканчивая временем созревания персиков.
А в обители святого Лукариха молодой монах, брат Мелис изнывал от тоски, перемешенной с беспокойством. Он сидел на жестком ложе, опустив стопы в таз с горячим травяным отваром и смотрел в распахнутое окно. Странно. Никто из нищих и прохожих не обратил пристального внимания на двух монахов покинувших обитель.
Вышли монахи из ворот и направились по своим делам. Велико ли диво? Нет. Только Мелису вдруг показалась, что одна нищенка, весьма грязная и безобразная на вид замахала костлявыми руками. Но она обращалась к соседке, точно такой же полуголодной горбатой оборванке, сидящей рядом. Более ничего выдающегося не произошло. Только когда после ухода брата Тора колокол пробил одиннадцать раз, между нищими разгорелась ссора, быстро переросшая в нешуточную потасовку. Трудно разобрать кто кого бил и за что. Но били жестоко. Подоспевшим стражникам разнимать было некого. Юркая голытьба, завидев издалека блюстителей порядка, мгновенно сорвалась с насиженных мест и растворилась в многолюдном городе, попряталась по щелям или смешалась с толпой горожан. А на мостовой в луже крови осталось неподвижно лежать изувеченное человеческое тело…
Брат Тор остался доволен покоями, которые по указанию кардинала отвели для постоя епископа Илукского и его свиты. Несколько замечаний, рекомендаций и вот — дело сделано. Брат Юрк услужливо и теперь уже не перебивая выслушал претензии посланника далекого епископа и пообещал передвинуть мебель именно так, как просит гость. Ведь престарелому епископу будет действительно удобно сидеть у раскрытого окна и любоваться видом главной городской площади, возможно в последний раз. Да и спальное ложе следует разместить поближе к прочей мебели.
Ведь трудно самостоятельно передвигаться дряхлому старику.
Обратный путь монахов по просьбе брата Тора шел не кратчайшим путем через кладбище, а пролегал по шумным и узким улочкам вблизи монашеской обители.
Торговцы разных мастей выглядывали из-под навесов, громко зазывая потенциальных покупателей. Народ сновал от одной лавки к другой, придирчиво рассматривая товар и справляясь о ценах. То и дело слышались возгласы, обличающие хозяев товара в недобросовестности, либо жадности.
И тут брат Юрк немало удивил спутника неописуемой прытью. Он вдруг кинулся к одной из лавок и буквально насильно вытянул из-под навеса маленького пронырливого человечка в грязной рубахе. Тот хотел схорониться в доме от обидчика в рясе, но не успел. Цепкие руки брата Юрка вытащили его на улицу, на всеобщее обозрение, да ещё за волосы. Народ расступился, предвкушая бесплатное представление. Монах и вырывающийся из его рук маленький плюгавый человечек оказались в центре всеобщего внимания. Брат Тор тоже невольно оказался рядом.
— Ах ты убогий! Прячешься? Продал душонку Дьяволу? Не смеешь взглянуть в глаза?
А обманывать честных мирян совесть позволяет? Люди добрые, запомните этого мошенника и никогда больше не покупайте его презренный и гнилой товар. Он имел наглость поставить в обитель два воза гнилых овощей, прикрыв гниль сверху отборной морковью! Точно такой же товар он продаст и вам! Господь тебя накажет, презренный и нечистоплотный! Попомни мои слова!
Торговец старался вырваться, выкрикивал слова оправдания, говоря, что его оклеветали. Но люди верили монаху, а не пройдохе торговцу. Нашлись и те, кто уже имел претензии к продавцу гнилых овощей. Обиженные кричали что есть мочи, заглушая все звуки в округе. Ситуация накалялась. Торговец быстро сообразил, что общественное мнение не на его стороне и спор может закончится весьма плачевно для бессовестного проныры-торгаша. За мошенничество полагалось всеобщее порицание и уничтожение недоброкачественного товара, а за регулярный обман честных людей велено бичевать. В случае злостного нарушения — нарушителя изгоняли прочь из города. Пройдохе осталось только одно средство спасти собственную шкуру — вымолить пощаду. Он кинулся на колени и начал целовать ноги брату Юрку, после очередь дошла и до брата Тора. Сукип буквально отбивался от презренного человечка, но тот упорно старался облобызать его ноги, моля о пощаде. Наконец торговец вновь переключился на брата Юрка, и брат Тор успокоился, даже отошел в сторону. Так безопаснее.
В конце концов, народ решил бичевать нечистого на руку мелкого торговца-перекупщика. Стражники подхватили бедолагу под руки и потащили к ратуше. Свидетели, готовые подтвердить вину пройдохи, поспешили за блюстителями порядка. Брат Юрк сообщил спутнику, что не пойдет на официальное разбирательство в городской совет, недовольных обманом торговца набралось более двух десятков.
Справятся и без монаха. А сам брат Юрк будет рад, если хитрому пройдохе всыпят два десятка «горячих», чтоб впредь не обманывал честных граждан.
Брат Тор лишь развел руками в знак согласия и, озадаченно оглянувшись вокруг, последовал дальше по улице вслед за столичным монахом.
9
Мольгедия занимала обширную территорию. С севера сухопутную границу омывали арктические моря. На востоке бесконечные лесные массивы позволяли государству практически бесперебойно торговать лесом, пушниной, прочими сопутствующими ресурсами. Особенно ценился корабельный лес. Западные степи примыкали к соседнему и вполне дружественному государству. На западе процветало скотоводство. А южные низменности Гедадии, испещренные многочисленными полноводными речушками — рай для землепашца. В стародавние времена короли Мольгедии приложили немало стараний для расширения границ великого государства.
