А герцог ждал.
В двух-трех метрах от брусьев Синий с Красным, не сговариваясь, прыгнули. Синий летел «щучкой» поверх жердей, целясь клинком в голову Оливейры. Красный же нырнул под жерди, намереваясь достать саблей колени противника. Замысел был хорош, но с самого начала не заладился. Едва ноги Синего оттолкнулись от пола, герцог, не медля ни секунды, метнул дагу – практически в упор, не смущаясь малым расстоянием. Свистнув над жердями, дага застала Синего в полете. Острие с силой ударило прыгуна в грудь, чуть ниже ямочки между ключицами. Бедолагу рвануло вниз – нейтрализатор подвесил к «ране» не меньше пяти килограммов. Парень с размаху треснулся о стеклопластик жердей лицом и боком, закричал – не от боли, от неожиданности – и неподъемной тушей рухнул на пол; верней, на спину партнеру.
Нейтрализатор не различал, чем именно нанесен удар. Столкновение с жердями он засчитал как двойное «туше» – и не замедлил отдать приказ гравиструнам. «Убитый» Синий ворочался на Красном, бранясь от восторга, переполнявшего душу; Красный сослепу тыкал шпагой в стену…
– Браво! Браво, сеньор!
На этот раз Регина успела первой.
Оливейра-ла-Майор стоял на перекладине лестницы, третьей снизу. Острие его рапиры упиралось в затылок Красного. Взгляд герцога прикипел к Фоме – эскалонец ждал завершающей атаки. Но Фома стоял, как столб. Беззвучно смеясь, Белый Принц отдал салют победителю – и отступил на шаг.
– Сдаюсь, ваше высочество! Вы неподражаемы!
– Вы мне льстите, – возразил герцог, выбираясь из «крепости». – Возраст, молодой человек. Годы никого не щадят. Заставь вы меня побегать, и я бы не отбился от десятилетнего мальчишки…
– Извините за настойчивость, – Фома дождался, пока Оливейра подойдет ближе. Глаза арт-трансера горели, на щеках пылали багровые пятна. Таким девушки видели его впервые. – Вы убивали? Я имею в виду, шпагой?
Герцог долго не отвечал. Словно и не услышав, он вернул рапиру на стойку, вытер пот кружевным платком; взялся за камзол.
– Ваш вопрос неприличен, сеньор Рюйсдал.
– О, простите! Я не знал, что вы…
– Я тут ни при чем. Вопрос неприличен в присутствии двух юных сеньорит. А ответ был бы неприличен вдвойне. Прошу меня извинить, – Оливейра повернулся к девушкам. – Надеюсь, сеньориты позволят мне угостить их чашечкой кофе?
– С пирожными? – уточнила Регина.
– В любом количестве.
V
В кофейне царил приятный сумрак. Регина заказала штрудель с вишнями – и с презрением фыркнула, когда Линда, борясь за талию, ограничилась низкокалорийным фламбе. Вскоре из панели столика выдвинулись миниатюрные чашечки с кофе. Откусив кусок штруделя, Регина с набитым ртом посмотрела на герцога. Оливейра, вне сомнений, нервничал. Не надо было иметь в личном деле пометку «телепакт», чтобы обнаружить волнение гранда.
Остаточные явления схватки?
– У меня четверо сыновей, – Оливейра с наслаждением вдохнул аромат кофе. – И ни одной дочери. Казалось бы, мне нет причин горевать. Наследники – это главное для человека моего происхождения. Но поверьте, что встречаясь с вами, я омрачаю радость печалью. Мне хотелось бы иметь дочерей. Если угодно, спишите это на сентиментальность провинциала.
– Мы вас тоже любим, – улыбнулась Линда.
– Тогда вы будете снисходительны к моей прямоте. Мне не нравится сеньор Рюйсдал. И я вижу, что он очень нравится вам обеим.
Девушки переглянулись.
– Отцовская ревность, – сказала Регина, – это эхо детского эгоизма. Нам читали по психологии. Или вы сами не прочь жениться на нас? На обеих сразу, а? Как на Эскалоне с многоженством?
– Я женат, – герцог шутки не поддержал. – И я не ревную. Я с радостью поднесу каждой из вас свадебный подарок и пожелаю счастья в браке. Разумеется, после совершеннолетия по вашим законам. Мне просто не нравится сеньор Рюйсдал. И я счел бы себя подлецом, если бы не поделился сомнениями с вами, дорогими мне людьми. Впрочем, я и так чувствую себя подлецом…
– Почему?
– Я вижу, что разговор ранит вас.
– Ни капельки! Мы же всё понимаем…
Регина сперва сказала это, а уж потом удивилась своему спокойствию. Фома не нравится герцогу? В отсутствие Фомы – арт-трансер остался в спортзале – слова Оливейры не слишком трогали девушку. Вот и Линда смеется, кивает. Ясное дело, что герцогу не понравился бы даже Супер-Молния, спаситель Галактики! На что тут обижаться?
– У нас на Террафиме муж часто старше жены. Насколько я знаю, у вас это не является нормой, – продолжал герцог, нимало не успокоившись. – Фома существенно старше каждой из вас…
– Всего на четыре года!
– Да? Не хотелось бы подвергать сомнению ваши слова… Это точно?
– Он сам сказал!
Регина начала раздражаться. Слова о возрасте супругов показались ей обидными. Не на маму ли с папой герцог намекает? Да, мама старше папы. И что? Такую маму поискать…
– Вы ему верите?
– Да!
– Допустим, я тоже поверил, – лицо Оливейры противоречило сказанному. – Возможно, он беден? Хочет поправить дела за счет выгодного брака?
Линда скорчила уморительную гримаску.
– Сеньор Оливейра, он же Рюйсдал!
– Это что-то значит?
– Сын продюсера Рюйсдала! Ну вы и нашли бедняка…
Девушки, как по команде, взялись за кофе. Спорить с герцогом было всё равно что бить ребенка. Любой выдвинутый Оливейрой аргумент разлетался в прах сам собой.
– А почему вы решили, что Фома старше? – вдруг спросила Линда. – Ну, старше, чем есть в действительности? Внешность?
Герцог нахмурился:
– Нет.
– Поведение?
– В целом – нет. Предложить поединок малознакомому человеку? Трое на одного? Спросить при дамах, убивал ли я? Только юнец мог сделать всё это. Считайте мои подозрения чутьем. Или причудой стареющего ревнивца.
– И все-таки? – не отставала Линда.
Допив кофе, герцог отставил чашку в сторону.
– У вас живут дольше, чем на Террафиме, – сказал он, вертя в пальцах ложечку. – Но и взрослеют позже. Признать свое поражение до схватки – талант, не свойственный юности. Особенно когда на твоих глазах проигрывают друзья. Сдаться, не боясь потерять лицо… Это ли юность?
