Огромный Сережа в панаме Идет сквозь тропический зной. Панама сверкает над нами И манит своей белизной. Он жаждет холодного пива, Коньяк тошнотворен в жару. Он праздника хочет, прорыва Сквозь пьяных кошмаров муру. Долги ему жизнь омрачают И нету поместья в заклад. И плохо себе представляют Друзья его внутренний ад. Качаются в ритме баллады Улыбка его и судьба. Панамкою цвета прохлады Он пот вытирает со лба. И всяк его шутке смеётся. И женщины млеют при нём, И сердце его разорветс Лишь в пятницу, в августе, днём. А нынче суббота июля, Он молод, красив, знаменит. Нью-Йорк, как большая кастрюля, Под крышкой панамы звенит. Источник: Богородский Печатник
Грудью всей ладья плыла По своей морской отчизне, Гибкость жизни в ней была, Молодая гибкость жизни. Распростерла два весла Над стихией беспредельной — И сма себя несла Плотью вольною, ладейной! Высоко вздыхала грудь И не мялась, не ломалась. Всем ветрам забава — дуть, Чтобы эта грудь вздымалась! Всем волнам забава — петь, Чтобы эта грудь томилась И, обузданная впредь, Никуда бы не стремилась. А её забава — путь, Ведь ладья она морская! Для того такая грудь Да и вся она такая! Источник: Богородский Печатник
«Не бывает напрасным прекрасное…»
Не бывает напрасным прекрасное, Не растут даже в черном году Клен напрасный и верба напрасная, И напрасный цветок на пруду. Невзирая на нечто ужасное Не текут даже в черной тени Волны, пенье, сиянье напрасное И напрасные слезы и дни. Дело ясное, ясное, ясное, Здесь и больше нигде, никогда
