Переход от вызванной потрясением бледности, к свидетельствующей о ярости, багровости на лице Джимми завершился.
— Это самая гнусная, самая презренная, самая оскорбительная ложь, которую мне доводилось слышать в жизни!
— Джимми, — одёрнул его Миллз.
— Это мистификация! Парень читал газеты! Он просто псих с садистскими наклонностями!
— Нет! — возразил Арлен. — Нет, он… он действительно немного странный, но он не псих. Он честный. Он говорит правду.
Рид уже собирался вырвать бумажку из руки Арлена.
— Я жду, Арлен!
Арлен показал Риду цифры, продиктованные Флемингом.
— Что это такое?
— Это было нацарапано на земле рядом со следами. Рид прочитал, потом расплакался и рассмеялся одновременно.
— Что это? — осведомился шериф Миллз. Глаза Рида наполнились слезами.
— Это… это номер моего мобильника. Код района и первые четыре цифры!
Все столпились вокруг Рида, показывавшего клочок бумаги.
— Бек бегает по лесу с сасквотчами и оставляет номера телефонов? — презрительно спросил Джимми. — Да бросьте вы, ребята!
Миллз хотел прояснить один момент:
— А этот Флеминг мог достать где-нибудь номер твоего мобильника?
Рида била дрожь.
— Вы шутите?
— Где находится это место?
Арлен ответил, постучав пальцем по бумажке.
— Уайттейл, в одном из глубоких ущелий. Я могу отвести вас туда.
Пит кивнул.
— Уайттейл. Это дальше на юг, Рид. Южнее Камайи. Рид понял, что он хотел сказать.
— Южнее! Я отправляюсь туда.
— Эй, подождите минутку! — Джимми преградил Риду путь. — Рид, послушайте…
— Джимми! — Миллз наставил палец Джимми в лицо. — Теперь ты заткнись. — Он выразительно поднял брови, и Джимми угомонился. — Поисковые команды начинают там, где закончили, и если они обследовали все зоны, значит, начнут по второму кругу с первых. Пит, дай всем задания, вызови Тайлера, а потом хватай своё снаряжение. Джимми, если ты хочешь участвовать в деле…
— Нет, спасибо. У меня есть медведь, настоящий медведь…
— Охоться на своего медведя, как тебе угодно. Пит, нам нужен четвёртый человек.
Пит посмотрел на Макса, который бросил насмешливый взгляд в сторону Кейна и сказал:
— Я с вами.
Пит похлопал Рида по плечу.
— Эй, может, Синг стоит взять свою передвижную лабораторию … — Он осёкся, увидев надежду в глазах Рида.
— Что такое? — спросил Рид.
Пит хотел бы ответить, но у него не было ни слов, ни времени.
— Ничего. Давай займёмся делом.
— Кэп, это невозможно. — Доктор Эмиль Баумгартнер, снявший пиджак и галстук и расстегнувший воротник рубашки, отпил глоток кофе из чашки, потом улыбнулся, словно забавляясь. — О, всё это очень занимательно. Такая история наделала бы шуму, но это невозможно.
Баумгартнер привёз Кэпа к себе домой в уютный особняк в викторианском стиле в южной части Спокана. Они сидели за кованым железным столом во внутреннем дворике, потягивая кофе под журчание дождевальной установки, разбрызгивавшей в разные стороны сверкающие радужные струйки на другой стороне лужайки. Ноутбук Кэпа стоял на столе между ними с полученными из лаборатории Джудит Ферфакс данными на мониторе.
— Невозможно? — Кэпу нравилось слышать это слово из уст эволюциониста — особенно Баумгартнера, уважаемого антрополога и научного сотрудника Йоркского центра. В течение многих лет он являлся самым благожелательным оппонентом Кэпа в дебатах по вопросу эволюции. Они много дискутировали в разных местах, иногда наедине, иногда публично, на разных уровнях громкости, но всё же умудрялись оставаться друзьями. — Вы уверены, что хотите сказать именно это слово?
Баумгартнер рассмеялся.
— Я не боюсь его. Оно у меня постоянно на уме. Кэп тоже рассмеялся, из вежливости.
— А потом вы предоставляете жалким марионеткам вроде меня произносить его вслух — или писать.
— Это был ваш выбор. Но сейчас меня удивляет, что не кто-то, а именно вы находите это возможным, когда вы в сущности разрушили свою карьеру, доказывая обратное.
— Буркхард считал, что сможет доказать это, — сказал Кэп.
Баумгартнер выразительно закатил глаза и усмехнулся:
— До сих пор считает, и Мерилл думает, что он действительно может доказать, поскольку Буркхард так говорит, но я уверен, вы согласитесь, что слепая приверженность теории порой подменяет настоящую науку.
— Мерилл поддерживает Буркхарда? Баумгартнер поднял руку.
— Стоп-стоп-стоп! Не забывайте о правилах. Больше ни слова об этом.
— Хорошо.
— Достаточно сказать, что Буркхард прискорбно близорук в своей области, но вполне способен создать систему. Он пользуется уважением научной общественности, водит дружбу с богатыми людьми, опубликовал несколько занимательных теорий. Университетское начальство души в нём не чает, словно он второй Уотсон или Крик, и вполне возможно, так оно и окажется, если он когда-нибудь сумеет доказать хоть одно из положений, которые выдвигает.
— Завидуете? — спросил Кэп. Баумгартнер издал смешок.
— Конечно. Но он исходит из совершенно ошибочной идеи, как вы указывали.
— Неужели? Вы говорите, что я был прав? Баумгартнер рассмеялся.
— Да перестаньте! Вы не всегда неправы, что бы я ни говорил!
— Но где я прав?
— Вы хотите услышать это от меня!
— Разумеется!
— Хорошо, хорошо. — Баумгартнер отпил ещё глоточек кофе и поставил чашку на стол, задумчиво глядя на сверкающие струйки спринклера на лужайке. — Когда вы утверждали, что любой организм представляет собой нечто большее, чем набор структур ДНК, вы были правы. Здесь я с вами согласен.
— Значит, вы согласны также, что мы не можем найти специфические гены, которые определяют особенные поведенческие характеристики вроде качания на ветках или предпочтения винограда огурцам.
— Или которые заставляют хомо сапиенса ходить прямо или даже читать Шекспира. Согласен.
— Но похоже, Буркхард считает, что такие гены можно найти.
— Он выбрасывает на ветер кучу денег. — Антрополог снова спохватился. — Я этого не говорил. — Он продолжал: — Любой может сравнить ДНК человека с ДНК шимпанзе и найти сходства и отличия, даже установить количественное соотношение между ними.
— Например, заявить: «Мы на 98 процентов шимпанзе»?
— Вы меня в конфуз не вгоните, Кэп. Не я придумал эту фразу, хотя был бы гораздо богаче, если бы сделал это. Но как вы указывали, и здесь я с вами согласен, мы можем выявить специфические особенности в структуре ДНК. Мы можем даже установить, какому животному или растению принадлежит ДНК, но мы не в силах создать генетический код и изменить его. Это слишком, слишком сложно.
