В ведение такого совета, среди прочего, входило назначение и освобождение руководителей телерадиовещания — и общероссийского, и регионального уровня. Фактически на российском телевидении и радио вводилась неприкрытая политическая цензура, хотя, например, в принятом ВС положении о Федеральном наблюдательном совете (официально — Федеральном совете по обеспечению свободы слова…) опять-таки декларировалось, что он создается «в целях недопущения цензуры, политического монополизма на общероссийском государственном телерадиовещании».
Согласно этому положению, совет должен был формироваться по такому принципу: общее число его членов — 20; двое назначаются президентом, двое — президиумом ВС, двое представляют Союз журналистов, остальные четырнадцать — парламентские фракции. То есть президентская сторона заведомо остается здесь в меньшинстве.
Первое заседание Федерального совета было назначено на 12 августа.
В этот же день — по-видимому, не случайно — в Москве открылось двухдневное совещание руководителей СМИ. Общий тон выступлений на нем был резко критический по отношению к «радиотелевизионным» поправкам, которые принял Верховный Совет. Участники сошлись во мнении, что эти поправки, — возрождение цензуры, посягательство на свободу слова и права граждан. Председатель ТРК «Останкино» Вячеслав Брагин заявил, что оценивает ситуацию вокруг СМИ, прежде всего вокруг телевидения, как исключительно тревожную, почти драматическую. По словам Брагина, оппозиция считает, что она проиграла референдум только из-за того, что не владела телевидением, а потому действует против него все более бесцеремонно, старается захватить телеэкран, приспособить его для собственных нужд.
Коллега Брагина председатель ВГТРК Олег Попцов сказал, что, если реформаторская власть не поддерживает журналистов, плохо их поддерживает, журналисты должны сами о себе позаботиться. Попцов призвал создать всероссийский стачечный комитет с целью защиты «своего собственного закона» — Закона о СМИ, который, по его словам, «пока является единственным завоеванием перестроечного периода». По- видимому, тут подразумевался весь период реформ, начиная от Горбачева.
Известная в ту пору тележурналистка председатель телерадиокомпании «Петербург» Бэлла Куркова с весьма резкими упреками обратилась прямо к Ельцину, присутствовавшему на совещании. При этом повела речь не только о положении, сложившемся вокруг телевидения, но и о ситуации в стране в целом.
— Что мы видим после референдума? — сказала она. — Мы видим с вами вялую политику, мы видим упущенные возможности, мы видим — то, что наработано на Конституционном совещании, снова уходит в песок, а партноменклатура на местах поднимает и поднимает голову. Я не знаю, читаете ли вы, Борис Николаевич, аналитические материалы, которые мы читаем. Вот хотя бы пример по Орловской губернии, что там происходит. В открытую снимают людей под предлогом того, что это люди, которые поддерживают президента. То же самое происходит с нами. Мы ваш последний рубеж — электронные средства массовой информации. Последний!
— Мне кажется, — продолжала Куркова, — что вы неверно информированы. У вас есть своего рода «негативное богатство». Первое — это заведующий дверями, который не пускает тех, кто хочет принести к вам правдивую информацию, и, второе, «негативное богатство» — рулоны зеленого сукна, где пропадают любые бумаги, любые наработки, которые делают для вас, стараясь донести до вас правду, все теряется во тьме. Аппарат — это пятая колонна, препятствующая вашей работе как президента России.
— И последнее, Борис Николаевич, — сказала в заключение журналистка, — если вы не поймете серьезность того, что происходит сегодня (два года спустя после Августа), если вы сегодня не используете тот шанс, который дан вам как первому президенту России, то мы все вместе сыграем роль попа Гапона. Мы повели народ за собой, но вот куда мы его приведем, это неизвестно.
Упреки в адрес Ельцина были не вполне справедливы. Как выяснилось позже, еще 6 августа он, с подачи министра печати Михаила Федотова, наложил вето на Закон о внесении дополнений и изменений в Закон о СМИ (такая вот сложная словесная конструкция), принятый Верховным Советом 15 июля, и вернул его на повторное рассмотрение в парламент со своими поправками. Этот ельцинский демарш до поры не предавался огласке, видимо по той причине, что Ельцин не хотел очередного обострения отношений с депутатами.
Сам Михаил Федотов, тоже прижатый к стенке участниками совещания, сказал, что, если поправки ВС к Закону о СМИ будут окончательно приняты, он уйдет в отставку. «Я не смогу быть могильщиком свободы слова», — заявил он.
Как и следовало ожидать, все эти протестующие голоса не были услышаны воинственно настроенными депутатами. 20 августа ВС рассмотрел поправки Ельцина и отклонил главные из них — исключающие упоминание о наблюдательных советах и о новом — через посредство этих советов — порядке назначения и освобождения руководителей государственных телерадиокомпаний.
После этого министр печати Михаил Федотов, как и обещал, подал в отставку.
Впрочем, преодолеть президентское вето ВС не сумел — он сделал это лишь на следующем заседании, 3 сентября. Накануне президентская сторона предприняла последнюю, отчаянную попытку воспрепятствовать депутатскому самоуправству. С резким заявлением в адрес оппозиционного большинства в Верховном Совете выступил пресс-секретарь президента Вячеслав Костиков. Среди прочего, он сообщил, что президент не намерен направлять своих представителей в создающийся Федеральный наблюдательный совет, «возрождающий цензуру на телевидении». Депутаты, разумеется, проигнорировали и это заявление.
Подводя итоги обсуждения и голосования, Хасбулатов, удовлетворенный очередной одержанной победой, благодушно обратился к журналистам с призывом «не раздувать проблему там, где ее нет». По его словам, «главное условие свободы информации — нормальная работа российского парламента». Соответственно, главная угроза свободе слова, по утверждению спикера, — попытки помешать этой нормальной работе.
Кстати, в июле — августе спикер в очередной раз продемонстрировал свое искрометное остроумие — то самое, что так проникновенно воспел редактор «Независимой» г-н Третьяков. На этот раз в своем остроумии председатель ВС, пожалуй, превзошел себя и едва не вызвал крупный международный скандал.
В интервью Российскому телевидению 30 июля Хасбулатов неожиданно обрушился на бывшего премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер, назвав ее «заезжей бабешкой» (она только что побывала с визитом в России). Спикеру, видите ли, не понравилось, что английская баронесса призвала «разогнать» российский парламент. На самом деле никакого такого призыва из уст «железной леди» — человека интеллигентного, — разумеется, не исходило. Она просто высказала свое мнение, что России нужен новый парламент. Но этого, как видим, оказалось достаточно, чтобы вызвать высочайший гнев российского начальника.
Не знаю, последовали ли за этим какие-либо официальные извинения со стороны российского МИДа. Неофициальные — последовали. Так, санкт-петербургское отделение «ДемРоссии» обратилось к генеральному консулу Великобритании в Петербурге с заявлением, в котором выражалось возмущение в связи с «безответственным высказыванием председателя ВС РФ Руслана Хасбулатова в адрес бывшего премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер». «Демороссы» выражали надежду, что высказывание «дурно воспитанного лидера реакционного ВС» не ухудшит отношения между Россией и Великобританией.
Непосредственно перед Маргарет Тэтчер, во время встречи с ней, извинился вице-премьер и министр финансов Борис Федоров. Россияне, привыкшие к хамству — причем на всех уровнях, — как-то сразу даже и не поверили, что такое могло случиться. Ведущая телепрограммы ОРТ «Человек недели» даже переспросила Бориса Федорова, действительно ли такое извинение имело место.
— Ну, естественно, — пожал плечами вице-премьер. — Не должны же все в Великобритании думать, что у нас все такие хамы, как наш спикер. По-моему, это нормально… Я полагаю, что Хасбулатов оскорбил не только Маргарет Тэтчер, но и всю нашу страну.
Сам спикер и не подумал извиняться. Соответствующее предложение, последовавшее из зала на сессии Верховного Совета, он парировал тем самым недоуменным (встреченным, кстати, аплодисментами народных избранников) «А чего это я буду извиняться?».
Спустя некоторое время и вовсе стало ясно, что очередное проявление хасбулатовского хамства
