профессора. Выход есть, полагали они. Выход — в эмиграции. Профессор собрал вещички, продал квартиру и поехал в Германию. В Германии ему как полуеврею сразу же предоставили убежище. И одна лишь забота осталась у профессора: что делать? А делать ему было нечего.
В русской газете профессор прочитал объявление: открылся русский детский садик, нужны воспитатели. Профессор немедленно откликнулся и был тотчас же зачислен в штат — хозяйки, две русские девушки, установили ему зарплату 620 марок, по девять марок за час работы. Вечерами профессор навещал своего соседа-портного. Вообще-то портной, прежде чем эмигрировать из России, был археологом. А в Германии, где раскапывать нечего, он переучился. Теперь археолог раскапывает на барахолках старые шмотки, перешивает их и продает в русском бутике на Курфюрстендамме. Вечерами портной сидит за швейной машинкой, а профессор развлекает его рассказами про свою загубленную жизнь.
Сначала археолог слушал с интересом. Потом заметил, что профессор повторяется. В конце концов профессор так запутал портного своими байками, что это стало негативно сказываться на качестве шитья. «Знаете что, мой дорогой, — сказал портной профессору, — истории, которые вы мне рассказываете, очень интересны. Вы непременно должны их записать. Получится увлекательнейший роман. Я знаю одного русского издателя, он вас непременно опубликует». Профессору идея понравилась. Жизнь снова обрела смысл. Несколько месяцев профессор не выходил из своего кабинета. Наступила весна, и профессор снова появился у портного, зажимая под мышкой толстый кожаный портфель. «Вот мой роман, — сообщил профессор, — читайте быстро, но внимательно. Портфель оставлю у вас, а то листы растеряете». И ушел. Портной выбросил рукопись в мусорное ведро — все истории он и так уже слышал. Потом он распорол портфель и сшил из него плавки. Таким образом он исполнил свою давнюю мечту. Дело в том, что, когда портной жил в Советском Союзе и учился на археолога, ему пришло письмо из Америки. Его тетка, которая прожила там двадцать лет, собиралась в гости и спрашивала, что привезти в подарок. Тетку он почти не помнил, а жил в обычной студенческой нищете. Не хватало всего. И квартиры нормальной не было, и есть, в общем, тоже было нечего. Вопрос его обидел. «Ничего мне не надо, — написал он в ответ, — все у меня есть. Нет у меня только кожаных плавок, а они мне как раз очень нужны». Тетка юмора не оценила. Она приехала в Москву и привезла целый ящик подарков — не было в нем только кожаных плавок. «Извини, милый, — сказала тетка, — я перерыла всю Америку, но кожаных плавок нигде не нашла. Наверное, они вышли у нас из моды». Куда бы судьба ни заносила портного, он всегда вспоминал этот случай. И вот теперь он осуществил свою мечту и сшил себе из профессорского портфеля отличные кожаные плавки.
Раз в неделю профессор осторожно интересовался, не прочитал ли портной его роман. «Я ужасно занят», — всякий раз отвечал портной, многозначительно покачивая головой. Профессор не отставал. В одно прекрасное воскресенье он явился к портному с утра пораньше. Было лето, портной загорал на балконе с бутылкой пива. Из одежды на нем были только плавки — кожаные. Профессор тоже взял себе пива и сел рядом. «Между прочим, — начал он издалека, — вы прочитали мою рукопись?» — «О да, — ответил портной, — мне очень понравилось, как живо вы все описали. Очень, очень сильная вещь». Взгляд профессора упал на плавки. «Очередной шедевр? Забавно, а у меня раньше был такой портфель, точно такого же оттенка». — «Чепуха, — возразил портной, — я знаю ваш портфель, у него совсем другой оттенок». — «Другой оттенок?» — «Совершенно!»
На небе сияло солнце.
Мой маленький друг
Любовь к иностранным языкам может оказаться роковой. Мой друг Клаус уже месяц сидит в Москве в следственном изоляторе. А он хотел всего лишь выучить русский язык. В Берлине он все время слушал «Немецкую волну», передачу «Русский язык для детей от пяти до десяти». В течение года, по два раза в неделю. В результате любую русскую фразу он начинал словами: «А теперь, мой маленький друг». Такого даже в детском садике не услышишь. Клаусу срочно требовался русский собеседник. У меня на разговоры с ним времени не было, я посоветовал ему напечатать объявление в городском журнале Zitty или TIP: «Сдаю койку русским иммигрантам». Или еще что-нибудь в этом духе. Вскоре объявился первый русский, Сергей. Сергей был художник, год назад он приехал в Берлин по обмену.
Шесть месяцев Сергей олицетворял современное русское искусство в доме художников «Бетания». Потом программа обмена закончилась, но Сергею уезжать из Берлина не хотелось. Вот он и решил остаться нелегально. Днем Сергей вкалывал на стройке, а вечером предавался своей страсти — поедать улиток в продовольственном отделе универмага КДВ. На улиток уходил практически весь его заработок. Сначала Сергей жил в пустующем доме в районе Фридрихсхайн. Потом пришла полиция и сквотеров разогнала. Сергей едва спасся от облавы и поселился от греха подальше у Клауса. Клаус разместил его на раскладушке в углу своей однокомнатной квартиры. «А теперь, мой маленький друг, — приставал к нему Клаус каждый божий день, — ты поможешь мне совершенствовать русский язык». Но совершенство все не наступало, слишком уж разные они были люди, слишком мала была квартира. Клаус, убежденный вегетарианец, с трудом переносил отвратительные гастрономические причуды Сергея. Как-то раз он даже попытался спасти улиток — вытащил их из миски, которую Сергей держал под кроватью, и спрятал в шкафу.
И вот однажды Сергей посоветовал Клаусу съездить на пару недель в Москву, посовершенствоваться, и предложил остановиться у своей жены. Клаус немедленно получил визу и приехал в Москву. Жену Сергея звали Мила, и о Клаусе она слыхом не слыхивала. Жила она в коммуналке без телефона, а вместе с ней там жили еще пять семей. Коммуналка была очень оживленная, с тремя газовыми плитами, одним сортиром и не поддающимися учету детьми, которые с утра до вечера галдели в коридоре. Когда приехал Клаус, в квартире было довольно пусто. Одна соседка, бабулька, только что померла. Другой сосед, тренер по водным видам спорта, сидел за кражу. Дети уехали с родителями на каникулы. Мила была на работе в библиотеке. В момент появления Клауса дома был только Милин ревнивый любовник-милиционер. «Здравствуйте, я из Германии, а теперь, мой маленький друг, проводите меня к Миле», — обратился к нему Клаус. Милиционер молча показал ему комнату Милы и скрылся в своей. Клаус, уставший с дороги, тут же улегся спать. Вечером Мила пришла домой и направилась прямо к своему любовнику. Утром они уже успели поругаться из-за Милиного мужа, который затерялся в германских просторах. Теперь милиционер решил, что Клаус — еще один любовник, и устроил Миле сцену ревности. Началось с криков, кончилось дракой. В конце концов милиционер схватил топор и проломил Миле череп. А потом ушел, аккуратно закрыв за собой дверь. Два дня Клаус провел в чужой комнате в полном одиночестве, пока не обнаружил на полу кровь. Кровь из соседней комнаты просочилась под тонкой стенкой. Клаус открыл окно и стал звать на помощь: «На полу кровь, мои маленькие друзья, на полу кровь!» Бабушка, которая собирала во дворе пустые бутылки, приняла его за сумасшедшего. Но на всякий случай вызвала милицию. Милиция приняла его за убийцу — в историю про совершенствование русского языка она не поверила. Не убедил милицию даже немецкий паспорт, и Клауса посадили в СИЗО. И теперь сокамерники называют его Полукровка.
Женщина-березка
И вот это случилось — в газете напечатали фотографию Маркуса Ленца. Когда мы с ним познакомились, он был страстным коллекционером. Больше всего на свете его интересовали две вещи — немецкие древности и, как выяснилось позже, русские женщины. Квартира его была завалена фолиантами о религии и традициях древних германцев. Кроме того, он был счастливым обладателем древнегерманской палицы, двух копий и рогатого шлема. Прочитав как-то раз в газете, что в Бранденбурге раскопали руины древнегерманского поселения и место раскопок открыто теперь для посетителей, Маркус немедленно собрал весь свой скарб и отправился туда. Перед входом он переоделся. С копьем и в рогатом шлеме он являл
