отшлифовывается. Мы могли бы продемонстрировать вам этот… этот частичный провал Плана еще
раньше и оградить вас от теперешнего потрясения, но тогда вы бы не осознали его значения в полной
мере – не то, что ныне. Итак, вы вообще не нашли решения проблемы?
Ученик покачал головой и безнадежно произнес:
– Никакого!
– Что ж, неудивительно. Тогда послушайте меня, молодой человек. Разработана определенная
методика действий, и мы следуем ей уже десять лет. Это необычный курс; но мы вынуждены его
придерживаться. Он включает малые вероятности, опасные предположения… Временами нам даже
приходится принимать в расчет индивидуальные реакции, поскольку это единственное, что
оставалось, а вы ведь хорошо знаете, что психостатистика по самой своей природе не имеет смысла,
будучи приложена к количеству людей, меньшему, нежели население целой планеты.
– И нам сопутствует успех? – выдохнул Ученик.
– Пока этого утверждать невозможно. Пока мы удерживаем ситуацию в состоянии
стабильности, – но, впервые за всю свою историю, План может быть уничтожен неожиданными
действиями одного индивида. Мы подправили до нужного состояния рассудки минимального числа
посторонних лиц; мы имеем своих агентов – но их действия запланированы заранее. Они не рискнут
импровизировать. Для вас это должно быть очевидным. И я не буду скрывать самого худшего: если
мы будем обнаружены здесь, в этом мире, будет уничтожен не только План, но и мы сами – я хочу
сказать, физически уничтожены. Так что, как видите, наше решение не так уж идеально.
– Но то немногое, что вы описали, звучит вообще не как решение, а как отчаянная попытка
угадать его.
– Нет. Скажем лучше, разумная попытка угадать.
– Когда же наступит кризис, Спикер? Когда мы будем знать, добились ли мы успеха?
– Без сомнения, до конца текущего года.
Подумав, Ученик кивнул и пожал Спикеру руку.
– Что ж, узнать все это было полезно.
Он круто повернулся и ушел.
Первый Спикер молча смотрел из постепенно приобретающего прозрачность окна, мимо
огромных строений, на спокойные, теснящиеся звезды.
Год пройдет быстро. Будет ли кто-либо из них, кто-либо из наследников Селдона, жив к тому
времени?
11. Безбилетница.
Прошло чуть более месяца, и можно было утверждать, что лето началось по-настоящему. То
есть началось в том смысле, что Хомир Мунн написал финансовый отчет за год, проследил, как
библиотекарь, присланный ему на замену правительством, разбирается во всех тонкостях
библиотечного дела – к примеру, человек, назначенный в прошлом году, никуда не годился, – и провел
необходимую подготовку к тому, чтобы его маленькая яхта 'Юнимара', названная так в память о
нежном и таинственном эпизоде двадцатилетней давности, была извлечена из опутавшей ее за зиму
паутины.
Покидая Терминус, он был сердит и расстроен. Никто не провожал его в космопорту. Так
бывало и в прошлом, а значит, проводы выглядели бы ненатурально. Мунн отлично знал, что
необходимо сделать все, чтобы данное его путешествие никоим образом не отличалось от
предпринятых в прошлом, и все же в нем бродило смутное негодование. Он, Хомир Мунн, рискует
своей головой, совершая отчаянные, из ряда вон выходящие подвиги – и при этом должен лететь в
одиночестве.
По крайней мере, так он полагал.
Но именно ввиду ошибочности его мнения следующий день был отмечен смятением в равной
степени и на борту 'Юнимары' и в загородном доме доктора Дарелла.
Вначале, если придерживаться точного хода событий, смятение поразило дом доктора Дарелла
при непосредственном участии служанки Поли, месячный отпуск которой ушел к этому времени в
далекое прошлое. Она сбежала по лестнице взбудораженная и едва способная связать пару слов.
Добрый доктор усадил ее, и Поли, тщетно пытаясь облечь свои эмоции в членораздельную
речь, в итоге протянула ему листок бумаги и какой-то небольшой кубический предмет. Он
недоуменно взял их и спросил:
– Что случилось, Поли?
– Она исчезла, доктор.
– Кто исчез?
– Аркадия!
– То есть как исчезла? Куда исчезла? О чем вы говорите?
Поли топнула ногой.
– Я не знаю. Она исчезла вместе с чемоданчиком и кое-чем из одежды, а осталось вот это
письмо. Почему вместо того, чтобы прочесть письмо, вы стоите как истукан? Ох уж эти мужчины!
Доктор Дарелл пожал плечами и раскрыл конверт. Письмо было кратким. За исключением
угловатой подписи 'Аркади', листок был исписан изящным и плавным почерком транскрибера:
'Дорогой папочка!
У меня разорвалось бы сердце, если бы мне пришлось
прощаться с тобой лично. Я могла бы расплакаться как маленькая
девочка, и ты бы меня стыдился. Поэтому я пишу это письмо,
вместо того, чтобы прямо сказать, как мне будет недоставать тебя,
несмотря на такие великолепные летние каникулы с дядей Хомиром.
Я буду следить за собой и вернусь домой через непродолжительное
время. Кстати, оставляю тебе кое-что из моего имущества. Теперь
им можешь воспользоваться ты.
Твоя любящая дочь
Аркади.'
Доктор перечел письмо несколько раз, и выражение на его лице становилось все более и более
недоуменным. Он сдавленно спросил:
– Вы это читали, Поли?
Поли немедленно перешла к обороне:
– Меня в этом никак нельзя винить, доктор. На конверте было написано 'Поли', и я никак не
могла бы догадаться, что внутри лежит письмо, адресованное вам. Я не лезу в чужие дела, доктор, и
за все эти годы…
Дарелл успокаивающе поднял руку.
– Хорошо, хорошо, Поли. Это неважно. Я просто хотел убедиться, что вы понимаете все
происходящее.
Он быстро прикидывал в уме. Не стоило советовать ей забыть обо всем. Учитывая, с каким
врагом они имели дело, само понятие 'забыть' теряло смысл; совет же, подчеркнув важность
события, привел бы к противоположному результату. Вместо этого он сказал:
– Она девочка необычная, вы же знаете. Очень романтическая. С того самого момента, как мы
решили устроить для нее космическое путешествие этим летом, она чрезвычайно волновалась.
– А почему никто не сказал об этом космическом путешествии мне?
– Мы договаривались о нем, пока вы были в отъезде, а потом просто забыли. Ничего
особенного тут нет.