– Ничего особенного, как же! Бедная цыпочка уехала с одним чемоданчиком, без приличной
одежды, одна-одинешенька. Как долго ее не будет?
– Поли, вам совершенно не нужно беспокоиться. На корабле для нее приготовлена куча
одежды. Все заранее обговорено. Не скажете ли теперь господину Антору, что я хотел бы его
увидеть? О да, кстати: это и есть тот предмет, который для меня оставила Аркадия?
Он повертел куб в руках. Поли замотала головой.
– Я точно не знаю. Письмо лежало на этой штуке. Я вам все рассказала в точности. Подумать
только, забыли мне сказать! Была бы жива ее мать…
Дарелл отмахнулся.
– Пожалуйста, позовите господина Антора.
Точка зрения Антора на данный вопрос радикально отличалась от мнения отца Аркадии.
Фоном для его первоначальных реплик служили сжатые кулаки и взъерошенные волосы, затем он
перешел в подавленное состояние.
– Великий Космос, чего же вы ждете? Чего дожидаемся мы оба? Соединитесь с космопортом,
и пусть они вызовут 'Юнимару'.
– Успокойтесь, Пеллеас. Она все-таки моя дочь.
– Но это не ваша Галактика.
– Да погодите вы! Она разумная девочка, Пеллеас, и она все тщательно просчитала.
Посмотрим лучше на все это трезво. Знаете ли вы, что это за штука?
– Нет. А какое она имеет значение?
– Это звукоуловитель.
– Вот эта штуковина?
– Он самодельный, но работает хорошо. Я проверял его. Разве вы не понимаете? Этим она
хотела показать, что подслушала наш разговор. Она знает, куда направляется Хомир Мунн и зачем.
Она решила, что прогуляться с ним было бы восхитительно.
– О Великий Космос, – простонал молодой человек. – Еще одно сознание на поживу Второму
Установлению!
– За исключением того обстоятельства, что у Второго Установления нет ни малейшего повода
априорно подозревать четырнадцатилетнюю девочку. Если только мы не привлечем к ней внимания
сами, отозвав корабль обратно лишь для того, чтобы снять ее с борта. Вы забыли, с кем мы имеем
дело? Насколько тонка грань, отделяющая нас от обнаружения? И как беспомощны окажемся мы
после обнаружения?
– Но мы не можем допустить, чтобы все дело зависело от свихнувшегося ребенка.
– Она не свихнулась, а другого выбора у нас нет. Ей не было нужды оставлять письмо, но она
это сделала, чтобы мы не заявляли в полицию о пропавшем ребенке. Ее письмо намекает на
необходимость свести всю историю к дружескому предложению со стороны Мунна взять дочь
старого друга с собой в недолгое путешествие. А почему бы и нет? Мы с Мунном дружны почти
двадцать лет. Он знал Аркадию с трехлетнего возраста, когда я только привез ее с Трантора. Это
выглядит абсолютно естественно и, в сущности, только поможет рассеять подозрения. Шпион не
таскает с собой четырнадцатилетнюю племянницу.
– Так. А что сделает Мунн, обнаружив ее?
Доктор Дарелл слегка насупился.
– Точно сказать не могу, но склонен думать, что Аркадия с ним справится.
Однако дом ночью почему-то казался опустевшим, и доктор Дарелл обнаружил, что судьба
Галактики стала волновать его куда меньше, чем частный вопрос об опасности, грозящей жизни его
взбалмошной дочери.
На 'Юнимаре' ажиотаж был куда интенсивнее, хотя и охватил меньшее число участников.
Находясь в багажном отсеке, Аркадия обнаружила, что имевшийся у нее опыт, с одной
стороны, немало помог ей, а отсутствие такового, с другой стороны, изрядно помешало.
К примеру, стартовое ускорение она перенесла достаточно хладнокровно, а незначительную
тошноту, сопутствовавшую переходному моменту первого прыжка через гиперпространство – с
исключительной стойкостью. И то, и другое ей уже приходилось испытывать в космических
странствиях, так что она настроилась соответственно. Она знала также, что багажный отсек
подключен к системе вентиляции корабля, и что его даже можно залить светом стенных панелей. От
последнего она, однако, отказалась, как от чего-то напрочь лишенного романтики. Как и
приличествовало заговорщику, она оставалась в темноте, затаив дыхание и прислушиваясь к тихим
разнородным звукам, окружавшим Хомира Мунна.
Звуки были плохо различимыми, из рода тех, которые производит человек наедине с собой:
шарканье туфель, шелест ткани, скрип кресла, резкое щелканье переключателей, мягкий хлопок
ладони о фотореле.
И все же в конце концов Аркадию подвело именно отсутствие опыта. В видео и книгофильмах
путешествие 'зайцем' всегда представлялось как нечто, дающее неограниченные возможности для
укрытия. Конечно, всегда сохранялась опасность что-нибудь задеть, произведя при этом немалый
шум, или чихнуть – в видео все почти обязательно чихали; но это разумелось само собой. Она все это
знала и вела себя осторожно. Она сознавала также, что может столкнуться с жаждой и голодом. К
этому она подготовилась, стащив из буфета банки с рационами. Но оставались вещи, в фильмах не
отраженные, и Аркадия была немало потрясена, уяснив, что, несмотря на самые лучшие в мире
намерения, прятаться в кладовой она сможет лишь ограниченное время.
А на одноместной яхте вроде 'Юнимары' жилое пространство состояло, в сущности, из
одной-единственной комнаты, так что возможности выскользнуть из багажного отсека, пока Мунн
будет занят делами в другом месте, просто не существовало.
Превозмогая отчаяние, она ждала, когда раздадутся звуки, сопутствующие сну. Если б она
только знала, храпит ли Мунн! По крайней мере Аркадия представляла, где расположена койка, и она
смогла услышать, как та протестующе заскрипела. Донесся долгий вздох, потом зевок. Она ждала в
тишине, размеченной мягкими скрипами койки при смене позы или движении ноги.
Дверь багажного отсека легко открылась после того, как Аркадия нажала на нее пальцем, и ее
вытянутая шея…
Послышались неопределенные звуки, явно создаваемые человеком и почти сразу же
оборвались.
Аркадия застыла. Тишина! Опять тишина!
Она попыталась протолкнуть свои глаза за дверь без участия головы и не преуспела в этом.
Голова последовала за глазами.
Хомир Мунн, конечно, не спал – лежа в кровати под мягким, концентрированным сиянием
ночника, он держал в руке книгу. Широко открытыми глазами он уставился во тьму и крадучись,
полез одной рукой под подушку.
Голова Аркадии отпрянула назад. Тут свет погас, и голос Мунна произнес с дрожью и
решимостью:
– У меня бластер, и я буду стрелять, клянусь Галактикой!..
Аркадия отчаянно завопила:
– Это я! Не стреляйте!..
Хрупок, очень хрупок цветок романтики. Оружие в руках нервного стрелка может все
испортить.
Свет вновь зажегся, озарив корабль и Мунна, сидящего в кровати. Седеющие волосы на