– Но о ней позабочусь я, Пусик. Ты даже о ней не вспомнишь. Просто я так редко вижу детей,
а ты знаешь, как я люблю их.
Он саркастически взглянул на нее. Она никогда не отказывалась от этих мыслей. Она любила
детей – то есть, его детей; то есть, его законных детей; то есть, речь шла о браке. Он засмеялся.
– В данном случае речь идет о дылде лет четырнадцати-пятнадцати. Она, наверное, с тебя
ростом.
Каллия выглядела сокрушенной.
– Ну позволь мне, пожалуйста. Она может порассказать мне об Установлении. Я всегда
мечтала побывать там, ты же знаешь. Мой дедушка был жителем Установления. Ты не возьмешь меня
когда-нибудь туда, Пусик?
Стеттин улыбнулся при этой мысли. Возможно – как завоеватель. Хорошее настроение,
которое доставила ему эта мысль, облеклось в слова:
– Возьму, возьму. И ты можешь встретиться с девчонкой и говорить с ней об Установлении,
сколько тебе будет угодно. Но, как понимаешь, не в моем присутствии.
– Честное слово, я не буду беспокоить тебя. Я приму ее в своих покоях.
Она была снова счастлива. В последние дни ей не очень-то часто удавалось настоять на своем.
Она обвила его шею руками и почувствовала, как после едва заметного колебания его мышцы
расслабились, и крупная голова мягко опустилась к ней на плечо.
13. Госпожа.
Аркадия торжествовала. Как переменилась жизнь с тех пор, как в ее окне появилась глупая
физиономия Пеллеаса Антора – и все потому, что у нее хватило предусмотрительности и смелости
сделать то, что надо было сделать.
И вот она на Калгане. Она побывала в огромном Центральном Театре – самом большом в
Галактике – и видела во плоти звезд оперной сцены, чья слава гремела даже на далеком Установлении.
Она самостоятельно отправилась за покупками на Цветочную Аллею, центр моды самого пышного
мира в Космосе. И она все выбирала сама, потому что Хомир в этом вообще не разбирался.
Продавщица вовсе не возражала против длинных, блестящих платьев с вертикальными складками,
которые делали Аркадию такой высокой, – а на деньги Установления столько всего можно было
купить! Хомир дал ей десятикредитную банкноту, и когда Аркадия обменяла ее на 'калганиды',
получилась поразительно увесистая пачка.
Она даже сделала себе новую прическу – слегка укоротив волосы сзади и отпустив по два
блестящих локона на каждом виске. И, кроме того, волосы были обработаны так, что выглядели еще
более золотыми, чем прежде; они буквально сверкали.
Но это… это было самое замечательное. Говоря по правде, дворец Лорда Стеттина выглядел не
так величественно и роскошно, как театры, и не так таинственно и легендарно, как старый дворец
Мула – пока они лишь мельком видели одинокие башни этого дворца, пролетая над городом, – но
только представьте себе, всамделишный Лорд! Она упивалась величием происходящего.
И это еще не все. Она сидела лицом к лицу с его Фавориткой! В мыслях Аркадия произносила
это слово с заглавной буквы, зная о роли, которую подобные женщины играли в истории, зная об их
чарах и власти. В сущности, она сама частенько подумывала о том, чтобы самой сделаться
всемогущим и блистающим существом, но на Установлении фаворитки были как-то не в моде, и,
кроме того, если бы дело дошло до такого, ее папа, вероятно, был бы категорически против.
Конечно, госпожа Каллия, по представлениям Аркадии, не очень-то подходила к своей роли.
Прежде всего она была полноватой и вовсе не выглядела порочной и опасной – скорее увядшей и
близорукой. Голос ее был высоким, а не хрипловатым, и…
Каллия сказала:
– Не хочешь ли еще чаю, деточка?
– Благодарю вас, я бы выпила еще чашку, ваша светлость, – или надо было сказать 'ваше
высочество'?
Со снисходительностью знатока Аркадия продолжала:
– Какие на вас чудесные жемчуга, госпожа моя!
(Кажется, 'госпожа моя' было лучше всего.)
– О! Ты так думаешь?
Каллия казалась польщенной. Она сняла ожерелье и подержала его на весу, пока жемчужины с
молочным сиянием покачивались из стороны в сторону.
– Они тебе нравятся? Ты можешь взять их себе, если хочешь.
– Ой!.. Вы в самом деле хотите сказать… – Аркадия обнаружила ожерелье в своей руке, но,
отвергая его с расстроенным видом, сказала: – Папе это не понравится.
– Ему не понравится жемчуг? Но это очень красивый жемчуг.
– Я хочу сказать, что ему не понравится, если я его возьму. Он всегда говорит, что не следует
принимать дорогие подарки от посторонних людей.
– Не следует? Но… но ведь это подарок мне от Пу… от Первого Гражданина. Ты считаешь, это
было неправильно?
Аркадия залилась краской.
– Я не хотела сказать…
Но Каллия устала от этой темы. Она дала жемчужинам соскользнуть на пол и произнесла:
– Ты собиралась рассказать мне об Установлении. Пожалуйста, начни прямо сейчас.
И Аркадия внезапно смешалась. Что можно рассказать о мире, скучном до слез? Для нее на
Установлении не было ничего, кроме пригорода, уютного дома, беспокойных перипетий учебы,
малоинтересных и вечных реалий безмятежной жизни. Она неуверенно выговорила:
– Я думаю, оно именно таково, каким вы его видели в книгофильмах.
– О, так ты смотришь книгофильмы? От них у меня вечно начинает болеть голова. Но ты
знаешь, я всегда любила видео про ваших Купцов. Это все такие крупные, необузданные люди. Это
всегда так восхитительно. Твой друг, господин Мунн, случайно не Купец? Хотя он не выглядит таким
уж необузданным. Большинство Купцов носит бороды, говорит громким голосом и властно относится
к женщинам – ты так не думаешь?
Аркадия смущенно улыбнулась.
– Это уже история, госпожа моя. Я имею в виду, что во времена, когда Установление было
молодо, Купцы являлись первопроходцами, раздвигавшими границы и несшими цивилизацию
остальной Галактике. Это мы проходили в школе. Но это время миновало. У нас больше нет Купцов -
просто корпорации и разные товары.
– В самом деле? Какая жалость. Тогда что же делает господин Мунн? Если, как ты говоришь,
он не Купец.
– Дядя Хомир – библиотекарь.
Каллия приложила ладонь к губам и захихикала.
– Ты имеешь в виду, что он следит за книгофильмами? Ой, ой! Это кажется таким глупым
занятием для взрослого мужчины.
– Он очень хороший библиотекарь, госпожа моя. На Установлении это занятие считается очень
престижным.
Аркадия опустила играющую всеми цветами радуги чашечку на молочно-металлическую
поверхность стола. Ее хозяйка обеспокоилась.
– Но, девочка моя, я вовсе не хотела тебя обидеть. Он должен быть очень умным человеком. Я
