красивый золотистый цвет и превратилась в страшную черную обугленную щетину. Кожа была покрыта волдырями. Эйнштейн сломал ногу, потерял зрение и непоправимо повредил легкие, вдыхая дым и огонь. Не оставалось ничего иного, как усыпить его.
Ни у кого и подозрения не возникло, что это Бобби.
Этого было достаточно, чтобы привести Бобби в хорошее настроение почти на месяц.
А потом в нашей жизни появилась Сьюзен.
Девочка из соседнего дома.
Январь — декабрь 1985 года
«Т» — Трансатлантические флюиды
Бобби окончательно спятил. Он без конца разговаривал сам с собой, а по ночам рычал и выл под одеялом. Я думаю, он хотел создать впечатление, будто беседует с дьяволом, но мне-то было ясно, что это он сам говорит низким и хриплым голосом. Меня ему было не одурачить.
Бобби был влюблен в себя самого. Оно и понятно — ведь больше никто его не любил. Он часами запирался в ванной, рассматривал себя в зеркале, обливался отцовским лосьоном после бритья, долго и тщательно причесывался, принимал различные позы и старался выпятить мускулы, которых у него не было.
Однажды я решил пройтись мимо дома О'Лири — посмотреть, что там происходит?
На дверях висело объявление «Продано», написанное большими красными буквами.
Каждое утро, когда я ехал в школу на велосипеде, то встречал девочку из соседнего дома. Она ходила в школу, которая была через дорогу от нашей, и всегда улыбалась мне.
При этом я чувствовал какое-то… не знаю даже, как сказать. Что-то странное.
Ее звали Сьюзен.
Бобби придумывал ей всякие прозвища. Она ему, очевидно, не нравилась.
В день, когда мне исполнилось тринадцать лет, я получил поздравительную открытку без подписи. Я надеялся, что она от Сьюзен, и это означает, что она хочет подружиться со мной. У меня никогда еще не было друзей, которые были бы девчонками.
Бобби назвал меня слюнтяем.
У меня появились прыщи.
Прямо на лице.
Бобби сказал, что их надо выдавить.
Ему хотелось посмотреть, как из них пойдет гной.
Брр…
Винсент сказал, что я ем слишком много шоколада.
Я не поверил ему, потому что шоколад коричневый, а прыщи были белыми.
Гектор посоветовал мне прекратить фотографировать Сьюзен — снимки получаются неинтересные.
А по-моему, она выглядит на них неплохо.
Для девчонки, конечно.
Бобби стал быстро расти и почти догнал меня.
Обидно.
Я не видел Сьюзен с самого начала занятий, хотя высматривал ее на улице каждый день. Куда она подевалась?
Хелена сказала, что Сьюзен уехала с родителями в Америку и вернется только после Рождества.
Добавила, чтобы я не волновался.
Чего это я вдруг буду волноваться?
Винсент все время спрашивает, почему я хожу как в воду опущенный.
Хелена при этом только улыбается.
Бобби дразнит меня.
Он говорит всем, что я влюбился в Сьюзен.
Это неправда.
Честное слово.
На Рождество я получил поздравительную открытку из Америки.
Она была не подписана, но я знал, что это от Сьюзен.
Я тоже хотел послать ей открытку, но не знал, где она находится.
Винсент сказал, что Америка — огромная страна.
Я подумал, не нанять ли Гектора, чтобы он нашел ее, но решил не нанимать, потому что, во-первых, он слишком много берет за работу, во-вторых, он еще не нашел сестру Макмерфи, а в-третьих, Хелена сказала, что Сьюзен вернется через две недели.
Две недели можно и подождать.
24 января 1986 года
«У» — Утопия
Хелена сказала, что мне надо ходить на дополнительные занятия по ирландскому и математике к учительнице, которая живет через дорогу от нас. На кой мне это, спрашивается? Я не собираюсь говорить по-ирландски, когда стану фотографом. Считаю я лучше, чем Бобби, и зачем мне знать, что а + b — с = х?
Бобби сказал, что я дурак.
Но мне на него наплевать, потому что Сьюзен вернулась. Пусть обзывается как хочет, я больше не буду его слушать. Я сам себе хозяин, у меня свои взгляды на жизнь и своя подружка. Ну, правда, настоящей подружкой ее назвать нельзя — мы ведь даже ни разу не разговаривали. Но она мне нравится, и я ей, наверное, тоже. Иначе зачем бы она стала все время улыбаться и махать мне?
Бобби сказал, что, может быть, она просто слабоумная и машет всем прохожим.
Но она совсем не похожа на слабоумную.
Бобби сказал, что бывают слабоумные, по которым этого не скажешь, они ведут себя как нормальные люди, и ни за что не догадаешься, что у них крыша съехала.
Я подумал, что, может быть, Бобби сам идиот и этим все объясняется?
Когда на следующее утро я ехал в школу на велосипеде, то помахал ей, а она помахала мне в ответ и улыбнулась.
Я смотрел на нее, думая о том, что сказал Бобби, и чуть не врезался в припаркованный на обочине автомобиль.
