одного мира, чтобы возникнуть в другом, но уже совершенно другим – во всех смыслах – человеком. 'Уход от дел' предполагал полную и решительную смену, как привычного модус вивенди,[39] так и сложившегося за годы и годы модус операнди.[40]
Однако всего не предусмотришь. В любом сложном деле есть место для случайности. Так произошло и с его последней, казалось бы, самым тщательным образом спланированной операцией, причем сбой произошел там, где его меньше всего можно было ожидать. Но дело, как Илья понимал это теперь, было не в том, что его подвело, а вернее просто подставило, как какого-нибудь лоха с улицы 'Бюро добрых услуг'. Дело было в том, что случилось невероятное. Илья встретил женщину, которая ему не просто понравилась, что было для него не ново, а 'зацепила' по-настоящему. Такого чувства, если по совести, Илья от себя совершенно не ожидал, тем более в нынешнем своем возрасте. Но, как говорится – и, возможно, не зря – последняя любовь кружит голову даже сильнее первой.
В семь часов утра, он высадил Зою около ее пансиона и поехал завтракать. Ему предстоял трудный и напряженный день, а Илья толком не спал уже третью ночь. И это не было обычными обстоятельством жизни, влияющим на самочувствие и настроение, но являлось фактором, который следовало иметь в виду при принятии решений и планировании всех до единого действий и поступков. Усталый человек склонен совершать ошибки, а Илья себе ошибок позволить теперь не мог. Напротив, эту 'операцию' он не имел права ни затянуть – поскольку время, в данном случае, работало против Зои и Вероники – ни провалить. Однако и то правда, что кроме усталости, он испытывал сейчас крайне противоречивые, но очень сильные чувства, которые, в принципе, тоже мешали делу, но вот справиться с ними оказалось для него совсем не просто.
Такие чувства, имея в виду их силу, и вообще-то были Илье, если и не внове, то более чем не привычны. А их содержание могло бы удивить любого из тех, кто провел рядом с ним достаточно много времени в подполье, хотя и не его самого. Где-то в глубине души он всегда помнил того Марика Греча, который однажды встретил в Варшаве девушку, так и оставшуюся в памяти чем-то вроде замечательной стихотворной строфы, прочитанной когда-то и где-то, или музыкального пассажа чудной красоты, услышанного случайно в давние, почти мифические, времена. Однако, если Стефа Зелинская за давностью лет уже превратилась всего лишь в сладкий сон, то Зоя, которая этой ночью, то любила его с безумной, буквально иступленной страстью, как если бы наверняка знала, что это их последний раз, то плакала, прижавшись лицом к его груди; эта Зоя была реальной женщиной, при том именно той самой женщиной, быть с которой Илья хотел, которую, судя по всему, умудрился полюбить, и которую – не странно ли? – готов был, в конце концов, если так сложится, от себя отпустить, при условии, разумеется, что будет наверняка знать, что все у нее и ее дочери будет хорошо. Однако так далеко Караваев не заглядывал. Как говорится, будет день, и будет пища. А пока следовало работать, потому что война это, прежде всего, тяжелая работа. А Илья, так уж вышло, снова был на войне.
Человеческая память, даже такая феноменальная, какой обладал Марк Греч, как известно, имеет свои пределы, а ведь он не был ни Шеришевским1, ни Грегором фон Фейгелем. [41] Поэтому проблема личного архива стояла перед ним всегда, как, впрочем, и перед многими другими людьми, и решалась в каждый момент исторического времени по-своему. Остроты вопросу добавлял тот факт, что архив Аспида по определению содержал настолько деликатную информацию, что, по идее, вообще не должен был существовать, потому что вероятность его попадания в чужие руки никогда не приближалась к нулю. Тем не менее, и без него было не обойтись. Но, уходя 'на покой', Илья, естественно, озаботился тем, чтобы архив его исчез вместе с ним. Впрочем, 'исчез' не означает, что 'был уничтожен'. Предусмотрительность, главным девизом которой было утверждение, что 'мы никогда не можем знать, что потребуется нам завтра', взяла верх над осторожностью, и в результате архив не исчез физически, а превратился в пятьдесят два свернутых файла, содержащих при обычном разархивировании несколько сотен цветных и черно-белых эротических картинок. Однако, применив особую программу, вместо картинок можно было получить бесконечный – без пробелов – 'текст', состоящий из бессмысленного набора латинских и русских букв и арабских цифр. И теперь нужна была уже другая программа, которая должна была – по одному только Илье известному алгоритму – выявить в полученном массиве группы пятизначных чисел и расположить их в заранее заданном порядке. Ну, а расшифровать полученный текст можно было, только имея ключ и книгу, с помощью которой была зашифрована информация. Все это чудо придумал один французский математик, который не был склонен – по некоторым весьма серьезным для него причинам, включающим, между прочим, не малые деньги и большой страх – делиться своей разработкой с кем-нибудь еще, кроме анонимного заказчика. Однако даже, если бы такое и случилось, никто ведь не мог знать, ни алгоритма, который по наставлениям автора заказчик создавал сам, ни ключа, ни книги, ни места, в конце концов, где эти файлы хранились. А хранились они в разных труднодоступных или совершенно не предсказуемых местах, и одним из таких мест была 'библиотека изображений' международной ассоциации исследователей зрительного восприятия, находившаяся на сайте Комитета по Науке и Культуре Лиги Наций.
И вот наступили новые времена, и изменившиеся обстоятельства в очередной раз неопровержимо доказали, что человеку действительно не дано знать наперед, что из того, что кажется сейчас не нужным, может понадобиться в туманном будущем. И поэтому после завтрака, Илья отправился в магазин электроники на Большом проспекте Васильевского острова и, поговорив с консультантом – серьезным молодым человеком в очках в роговой оправе – приобрел мобильный терминал 'Сименс и Шукерт' последней модели, главными достоинствами которого были малый вес (всего восемьсот грамм) – при очень значительной оперативной памяти и емком жестком диске – и титановый подпружиненный футляр, позволявший безболезненно ронять машину с высоты до трех метров. Ну, а оформить свободный доступ к международным сетям оказалось и того проще. Филиал Россвязи, помещался на расстоянии всего нескольких десятков метров от входа в магазин электроники.
Следующим шагом Ильи было найти подходящее кафе или чайную, главными требованиями к которым являлись отсутствие многочисленных посетителей и наличие выхода в сеть. В начале десятого, на Петроградской стороне таких заведений оказалось совсем не много – они большей частью открывались в десять или даже в одиннадцать – но они там все же были. Так что, к десяти часам утра у Ильи снова была его 'телефонная книжка', а к двенадцати он успел разослать адресатам, проживавшим в пятнадцати разных странах, четыре десятка писем и на некоторые из них даже получил ответы. Впрочем, главный поток информации ожидался ближе к вечеру, а некоторые услуги, о которых просил Илья, могли быть ему оказаны – в большинстве случаев, разумеется, не бесплатно – только назавтра или вообще через несколько дней. Однако при всем, при том, ни для кого из этих людей анонимный клиент, носивший несколько разных, но совершенно очевидно вымышленных имен и ников, никоим образом не ассоциировался с Аспидом, и это было главное, потому что, как известно, Аспид умер, и намерения возвращать его к жизни Илья не имел.
Первым и наиболее естественным порывом Полины, как только они прибыли в Новгород, было сразу же идти к отцу в Генеральный Штаб. Однако Давид ее удержал, и, как вскоре выяснилось, отнюдь не напрасно. Все-таки у Давида, как подозревал Вадим, имелся и весьма специфический опыт, сильно отличающийся от того, какой должен был бы быть у обычного армейского командира. Чувствовалось, что бригадный генерал Казареев являлся не только отставным морским пехотинцем и не случайно занял пост консультанта по безопасности в одной из крупнейших корпораций Западного полушария. Однако, по здравом размышлении, а отнюдь не из интеллигентской щепетильности, Вадим предпочитал до времени его об этом не расспрашивать. Захочет, сам расскажет, а не захочет… то так тому и быть.
– Позвони ему по телефону, – предложил Казареев нейтральным тоном. – В конце концов, твоего отца может просто не оказаться на месте, или, скажем, он сейчас занят…
Полина начала, было, спорить, но в разговор вмешался Вадим, даже не умом, а селезенкой
