обнимаешь.
Он пошел в ванную, а Люба кое-как сползла с постели и достала из шкафа шелковый халат – прохладный, тонкий, неуютный, но очень красивый. Конечно, он больше подходил к ситуации, чем обычный байковый. Можно было надеть махровый, который она обычно надевала после ванны, но он висел в ванной комнате. А там Денис. Одежда его валялась на полу, может, он наденет Любин халат, когда примет душ? Хорошо бы. И на халате останется отпечаток его и его мужского, сильного запаха.
Люба собрала с пола его джинсы, тонкий пуловер, трусы, майку, скомкала, прижалась лицом к ткани, всем существом своим впитывая мужской дух… Пахло немного потом, немного каким-то неведомым прохладным парфюмом, немного тканью, немного, кажется, тем самым, что извергалось в ее рот… или это от нее пахнет?
Звенящая мелодия, послышавшаяся из прихожей, заставила Любу подскочить. Вещи Дениса чуть не выпали из задрожавших рук, и она поспешно положила их на стул.
Да это же телефон звенит, чего она так перепугалась, вот глупая? Незнакомая мелодия – наверное, это телефон Дениса, который тот оставил в куртке. Какое счастье, что он не зазвенел раньше. А может, и звенел, да им было не до телефона.
Люба вышла в прихожую, включила свет и подошла к куртке Дениса, которая висела на вешалке. Карман светился и дрожал: там наяривал телефон. Люба прислушалась: из ванны доносился плеск воды.
Люба решилась – сунула руку в карман и достала трубку. На дисплее лицо Эльки!
Люба чуть не уронила трубку: сейчас, говорят, появились даже видеофоны, а вдруг Элька ее видит?! И поймет, что произошло?!
Потом дошло, что это просто фотография, которая возникает на дисплее по сигналу определителя номера. У Любы в мобильный тоже были загружены фотографии детей. Раньше был еще снимок Виктора, а потом, после развода, она его стерла. Номер оставила – просто на всякий случай, мало ли что, все-таки у них общие дети! – а фото стерла.
Не зря Денис заспешил – сестричка беспокоится, это верно.
Люба подошла к ванной, крикнула из-за двери:
– Денис, у тебя в куртке телефон звонит! Принести?
– Ага, давай, – донеслось сквозь шум воды.
Люба немножко помедлила, чтобы создать впечатление, будто она возвращается в коридор, достает телефон, потом снова идет к ванной.
Заглянула, пожалела, что Дениса не видно за пластиковой шторкой, подала телефон в высунувшуюся мокрую руку, вздохнула, услышав:
– Элик, извини, алло, меня тут дела семейные зажали, через полчаса буду максимум!
Люба вышла.
Что это значило – дела семейные зажали? Сердце похолодело. А если… если Денис затеял все это лишь для того, чтобы примирить ее с присутствием Эльки? Что, если он захочет привести Эльку к Любе, воспользовавшись тем, что… что из Любы теперь можно веревки вить?
Боль от этой мысли отшвырнула ее в коридор.
Глупости. Думать так – подло!
Люба перевела дух, в глазах прояснилось.
Куртка Дениса валялась на полу, должно быть, Люба ее неаккуратно повесила. Подняла, но на пол выскользнула книжечка в серой обложке из «змеиной» кожи. А может, она и правда была змеиная, очень уж эффектно и дорого смотрелась. В обложке находился паспорт.
«Положи на место, это непорядочно!» – приказала себе Люба. И открыла паспорт.
Денису было 32 года, и он носил фамилию Денисов. Очень оригинально! Слава богу, что отчество Владимирович, а не Денисович. «Ну что, все узнала?» Не все… Презирая себя, она открыла страничку, где делаются отметки о браке. Никакой отметки там не стояло. В принципе для Любы это вообще не должно было иметь значения: замуж за Дениса она никак не собиралась, и, даже если бы у них возникли любовные отношения, это уж никак не могло сказаться на его семейной жизни, – а между тем это все же имело для нее значение…
На душе определенно стало легче. Люба уже хотел убрать паспорт на место, но вдруг заметила за обложкой фотографию. Да там Женька! Не один, конечно, а в компании: рядом с ним Денис, с другой стороны Женьки какая-то блондиночка, а около Дениса, приобняв его за плечо, стоит Элька. Снимок, наверное, весной сделан: рядом цветущая яблоня и стена деревянного дома, но не какого-нибудь обшарпанного, а красивого, как теремок. Наверное, это в Болдине. Может быть, в нем живут Элька и Денис. А может, это дом неизвестной девушки. Или того, кто их снимал.
Странное ощущение, будто Люба уже видела эту фотографию. Но где, когда? Нет, этого не могло быть, конечно!
В ванной стих шум воды, и Люба спохватилась: поспешно сунула паспорт в карман куртки и выключила свет в коридоре, а потом шмыгнула в комнату, кое-как застелила постель. Конечно, так аккуратней, а главное, ей просто не хотелось, чтобы из простыней и подушек выветрился этот запах – запах Дениса, запах их общего безумия. Не хотелось даже думать о том, что и самой придется идти в душ и смывать с себя его поцелуи, следы его наслаждения. Было чуточку обидно, что он поспешил это сделать, но Люба ведь одна, а ему идти к сестре. У беременных нюх обострен, учует – спросит, где, с кем… А интересно, что скажет Денис?
– Слушай, тут мои одежки где-то валяются, – раздался за спиной его голос, и Люба обернулась.
Денис был в купальном халате, и Люба разочарованно вздохнула: хотелось еще раз увидеть его голым. Он улыбнулся: влажные волосы уже оказались скручены в привычный, вернее, непривычный узелок.
– Я оденусь?
Намек был понят, Люба послушно направилась к выходу. Хотелось на него посмотреть, но…
– Не обижайся, – сказал он вслед, когда она уже прикрыла за собой дверь. – Если ты останешься здесь, мне захочется не одеваться, а раздеваться, а там Элька уже рвет и мечет, бедолага. С утра голодная, ты представляешь? Анализы сдавала. Есть было нельзя. Уж не знаю, сколько раз она там в туалет сбегала, у нее токсикоз никак не проходит.
Голос его стал глухим: наверное, надевал пуловер.
Люба почувствовала легонький укол в сердце. Как-то неловко с Элькой получается…
– Слушай, – фальшиво сказала она, – может, привезешь ее сюда? Уху-то мы с тобой так и не поели… ей тоже вполне хватит, я много наварила.
– Эх, – грустно отозвался Денис из комнаты, – теперь уж не до ухи, мне бежать нужно, а Элька вообще на рыбу смотреть не может, ее почти от всего тошнит, только яичницу и «биг-маки» есть может. У нас там «Макдоналдсов» нету, в Болдине-то, вот она сейчас оторвется на дорожку!
Он подошел к Любе сзади и обнял ее:
– Слушай… то, что случилось, что-то значит только для тебя и меня, Элька тут ни при чем. С твоим сыном пускай она сама разбирается, ты совершенно правильно поступила, что не стала ему звонить. Я сначала разъярился, а потом подумал… Нет, все правильно. Никто ни к чему его принуждать не будет, а раз так, нам совершенно ни к чему тебе в родню навязываться. И вообще, мне завтра с утра в командировку с Иваном, значит, нужно сегодня домой успеть вернуться. Сейчас накормлю Эльку «биг-маками» – и вперед.
– Во сколько же автобус ваш? В Болдино часа четыре ехать, верно?
– Около того. Но мы не на автобусе, нас один знакомый привез. В семь поедет назад, ну и прихватит нас, так что где-то к десяти дома будем, если в пробке на проспекте Гагарина не застрянем.
Денис отстранился от Любы, прошел в коридор, сунул ноги в мягкие мокасины, снял с вешалки куртку, надел. Похлопал себя по карманам, как бы проверяя, все ли на месте, и Люба с ужасом подумала, что могла положить паспорт не в тот карман, и он это заметит и решит, что она нарочно рылась. А она вовсе даже не нарочно!
Хотя могла, конечно, положить паспорт, и не заглядывая в него… Получается, что нарочно!
Но Денис ничего не заметил. Повернулся к Любе, обнял:
– Слушай… я иногда бываю в городе. Можно буду тебе звонить? Я теоретически дня через три привезу
