2-й испанец
Ну полно, брат. Садись и начинай играть, А песни выльются невольно. Люблю я песни, в них так живо Являются душе младенческие дни. О прошлом говорят красноречиво И слезы на глаза влекут они; Как будто в них мы можем слезы возвратить, Которые должны мы были проглотить; Пусть слезы те в груди окаменели, Но их один разводит звук, Напомнив дни, когда мы пели, Без горькой памяти, без ожиданья мук. 3-й испанец
Ха! ха! ха! ха! разнежился опять… Опять понес ты вздор давнишний, Опять воспоминанья, чорт бы с ними… 5-й испанец
Баба!.. 4-й испанец (показывает на певца)
Тс, тс. 1-й испанец
Он начинает!.. слушать!.. Баллада Гвадьяна* бежит по цветущим полям, В ней блещут вершины церквей; Но в прежние годы неверные там Купали своих лошадей. На том берегу, поклянусь, что не лгу, Хранимый рукой христиан С чалмой и крестом, над чугунным столбом Стоит превысокий курган. Недалеко отсюда обитель была. Монахи веселой толпой, Когда наступила вечерняя мгла, За пир садились ночной. Вот чаши гремят, и поют, и кричат, И дверь отворяется вдруг: Взошел сарацин, безоружен, один — И смутился пирующий круг. Неверный, склоняся челом, говорит: «Я желаю проститься с чалмой, Крестите меня, как закон ваш велит! Клянуся восточной луной: Не ложь, не обман, из далеких стран Привели меня к вашим стенам. Я узнал ваш закон, мне понравился он: Я жизнь свою богу отдам!» Но монахи его окружили толпой И в сердце вонзили кинжал. И с золотом сняли алмаз дорогой, Который на шее сиял. И ругались над ним, со смехом пустым, Пока день не взошел молодой. И кровавый труп на прибрежный уступ Был брошен злодейской рукой. Не прошло трех ночей, как высокий курган Воздвигся с крестом и чалмой, И под ним тот пришлец из восточных стран Зарыт — но не силой земной! И с тех пор, каждый год, только месяц взойдет, В обитель приходит мертвец, И монахам кричит (так молва говорит), Чтоб крестили его наконец!.. (Многие хлопают в ладоши.)
1-й испанец
Прекрасно! очень хорошо. Все испанцы
