— И узурпатор лишится одного из союзников.
— Совершенно верно… Перевал Лэгпасс захвачен бастардом. Незаконнорожденный сын Дейсты объявил, что обещанные отцом земли нашли своего господина. Как бы ни обернулось дело, но старый Тролль будет занят в ближайшее время, а то и на несколько лет. И я надеюсь, что силы его будут подорваны этой междоусобной войной.
— И второй союзник может отпасть, — удовлетворенно протянул Халефген.
— А после того как новый лорд Бьофальгаф потребует вольности за то, что держит мечи в ножнах, королю придется грабить другие провинции и не сердить зря лучшую армию королевства, — усмехнулся Айнерс. — Стоит хегтигдемам распробовать, чего стоит новый король, как его трон зашатается.
— Я рад, что вам не надо ничего разжевывать, господа… Остается лишь добавить, что, убив патриарха Храмового ордена, церковный совет совершил страшную ошибку. Монахи не так глупы, как многие привыкли думать. И здесь, в наших землях, мы собираем в монастырях недовольных. Тех, кто хочет искупить мечом и молитвой пролитую королевскую кровь. Их использовали, но не уничтожили. И истинные сыновья Храмового ордена просят нас позволить им встать под знамена веры и вернуть справедливость на земли Фарэстаттен.
— Мы победим, — тихо прошептал Халефген. — Пусть не завтра, а через год или два. Но время поможет нам разрушить здание, созданное из лжи и предательства. Нам же лишь нужно собирать силы и готовиться ответить ударом на удар. И мы победим. Потому как нельзя творить зло безнаказанно. Люди Вольного государства — не безголовые бараны, бредущие на бойню. Мы — потомки великих морских путешественников, избороздивших моря вдоль и поперек. Мы — воины, верные данному слову. И мы победим, ибо так хотят боги…
— Жаль, — вздохнул второй принц, — что наша милая сестричка Даммар не захочет нам помочь. Едва к ней «заглянули на огонек», как она тут же покаялась во всех выдуманных грехах и вымолила на коленях себе прощение. Говорят, ради мужа-торговца и двух лавок в пригородах она уже несколько раз выступала на площадях Вэрделэда, восхваляя нового короля и проклиная подлых мятежников, лишивших ее отца и старших братьев. Еще чуть-чуть, и начнет призывать к походу против нас.
— Чего ты хочешь? Она всегда была прагматичной женщиной и считала тяжким проклятьем доставшуюся ей королевскую кровь. Но пока она не возьмет оружия в руки, я готов прощать ей восхваление Гудомиллов.
— А если продажные церковники вложат в руки Даммар меч?
— Тогда я забуду, что у меня была сестра… Потому что я видел, как громили город и как убивали ни в чем не повинных людей. И меня гнали как кабана, намереваясь насадить на вертел… А нашего отца и братьев расстреляли прямо в замке, на глазах у горожан… Поэтому я пойду до конца и буду рвать зубами Фьорстассэновскую ведьму и все ее потомство… Буду драться до того момента, пока последний из Гудомиллов и их лизоблюдов не ляжет в могилу…
Не назвавший своего имени хозяин дома медленно встал, бросил в горящий огонь листок бумаги и повернулся к столу:
— Да будет так, господа. Вместе и до конца. Пока последний из наших врагов не перестанет топтать землю Фарэстаттен…
В ярко освещенной таверне распахнулась дверь, и внутрь стали входить мрачные бородачи с обнаженным оружием в руках. Первым шел лысый коротышка, сменивший любимый камзол с потайными карманами на ладно сидящую кольчугу. Вдобавок к доспехам и остро наточенному оружию Гуйден Форфаден вплел в густую бороду траурные черные ленты. Подойдя к столу, где в одиночестве ужинал Салки Форфаден, банкир скрестил руки на груди и задал вопрос, проигнорировав поднятую в приветствии руку:
— Как поживает твой писарь, сказавшийся поутру больным?
— Редовва? Откуда мне знать, я его уже дня три не видел, — недовольно буркнул Мясник, с подозрением разглядывая выстроившихся полукругом гномов.
— Да? А зря… Потому как это я попросил писаря зайти в гости. И порасспрашивал его с пристрастием. Он рассказал про твои походы в эту таверну. И про беседы с коротышкой, что шастает через северную границу. И про золото, которое ты начал тратить без меры… Это была плохая идея, Салки, выбрать для тайных встреч то самое место, где бывают твои работники. Потому как нет более любопытного гнома, чем писарь или учетчик, прикоснувшийся к чужой тайне…
— Не понимаю, о чем ты, — громко ответил хозяин бесчисленных рудников, распахивая долгополый сюртук и высвобождая рукояти любимых мечей. — Говори прямо, ради чего ты решил помешать мне ужинать, или проваливай прочь! Я не желаю слушать глупые сплетни, что ты собираешь по грязным канавам!
— Сплетни?! Ты думаешь, я приду к богатейшему гному Фьерранлонда и родственнику с огульными обвинениями? Плохо же ты обо мне думаешь… Держи…
Рядом с полупустой тарелкой упал клок черной бороды. Опрокинув стул, Салки отпрянул к стене, смахнув со стола кружку с пивом. Не дожидаясь, пока он откроет рот, Гуйден подался вперед и продолжил кидать злые слова в покрасневшее лицо родича:
— Твой Редовва прошел до конца и проследил, где живет посредник, которого ты поил в таверне. И теперь мы прогуляемся вдвоем в семейные подвалы, где сидит забавный коротышка, решивший обменять вонючие тайны на никчемную жизнь. Там вы посмотрите друг другу в глаза и расскажете мне, кто надоумил лорда Дейста напасть на главу клана Форфаденов почтенного Бэвера… Ты расскажешь, сколько заплатили тебе Темные кланы за наши головы… И о каком исходе ты начал шептаться за спиной родственников, отправляя их на верную смерть в южные горы…
— Лжешь! Я ничего не делал! Я…
— Предатель! — В бешенстве лысый гном рубанул топором по столешнице. — Я мог бы понять, зачем тебе водить шашни с подземным престолом! Ты в последние дни просто помешался на власти, все пытался примерить на себя чужой пояс главы клана! Но чтобы продать родственников… Как ты мог! Кровь Бэвера на твоих руках! И еще семерых гномов, которые были убиты в лесу по твоей подсказке… Неужели ты думаешь, что мы простим такое?
— И ты слушаешь наветы, ты веришь другим, не давая мне рта открыть?! — Салки выхватил мечи и занял оборонительную позицию у стены.
— Почему? — зло усмехнулся Гуйден, выдернув топор и смахнув жесткой ладонью щепки со стола. — Вот сядете друг против друга и поговорите. Тем более что твой посредник не доверял короткой памяти и все ваши беседы записывал. Слово в слово. Видимо, чтобы потом покрепче взять тебя за бороду, если вздумаешь трепыхаться. Все тут, до последнего листочка… И про несуществующую шахту, которую ты хотел показать. И про дорогу домой, где проехать можно было только по единственной тропе. И про точное время, когда наши братья должны были возвращаться из гостей… Все здесь…
Банкир похлопал себя по левой стороне груди и показал пальцем на клок бороды:
— Об одном хочу лишь узнать… Почему? Почему ты не пришел к нам, а продал род, друзей, пошел на сговор с королем, кому наши вольности стоят поперек горла? Не понимаю…
Взбешенный Мясник отшвырнул упавший стул и заорал, не в силах больше сдерживаться:
— Да потому что вы с Бэвером год за годом вытирали о меня ноги! Потому что паршивый раб с рудников стал вам дороже родственника, день и ночь работающего на благо клана! Потому что вы превратились в жалких крыс, гребущих под себя все, на что падал взгляд!..
— И ты думаешь, что это в самом деле так? Что клан решил превратить тебя в пугало, посмеяться над лучшим специалистом в добыче редких руд и шахтостроении? Мы, трудившиеся плечом к плечу столько лет? — Казалось, что грудь Гуйдена раздирает боль, и он с трудом выталкивает из себя эти слова.
Предательство близкого родственника ранило сердце куда больнее, чем горечь любой потери в кровавой битве.
— А как иначе?! Я, я защищал ваши спины от атак короля! Я договаривался с ним, чтобы спасти ваши дурные головы! Я придумал, как сохранить клан, приумножить наши богатства, а что получил в ответ?! Лишь спесивые смешки и шепот за спиной! «Салки стар, Салки уже не справляется!»
Зло усмехнувшись, красный и потный гном отер рукавом лицо и прохрипел:
