— Знаешь, я лишь об одном жалею, что лично не прикончил Бэвера… Раз уж так сложилось, то он должен был пасть от моей руки. Чтобы было о чем вспомнить, когда Комбрена посмотрит в мои глаза.
Помолчав, Гуйден сделал шаг назад и опустил на лицо забрало:
— Я хотел взять с собой арбалетчиков, чтобы они прибили тебя прямо к стене. Ведь предатель недостоин поединка, и слишком много для него чести — дать возможность пролить кровь гномов… Но родственники убитых по твоей подсказке воинов попросили меня об одолжении. И я разрешил им отомстить. Прямо здесь и сейчас. А когда все закончится, мы сбросим твои останки в плавильную печь. И темные боги не получат ничего. Ни крупинки пепла, ни тени отступника, посмевшего поднять руку на родственников. Ни- че-го…
Стоявшие по бокам гномы молча шагнули вперед и обрушили удары топоров на Салки Форфадена, мечтавшего стать первым среди равных, но получившего лишь забвение и ярость доменного огня в конце пути.
Когда к ногам убитого привязали веревки и выволокли труп на улицу, старый гном подошел к мрачному Гуйдену и спросил:
— Не боялся так рисковать? Ведь посредника мы так и не нашли. Стоило предателю все отрицать, и мы бы ничего не доказали!
— Он боялся. Боялся и ненавидел. И я лишь жалею, что не сразу смог собрать все кусочки воедино… Уже бродили слухи, уже кто-то видел его со странными гостями. Даже коротышку нам смогли описать. А я проспал, не предупредил Бэвера… Да и кто мог подумать, что наш лучший друг поступит столь подло, ударив в спину…
— А бумаги, где все написано?
— Нет бумаг. Я их выдумал. Есть лишь его странные разговоры, приглашение на пустырь, где никогда не было шахты, и писарь, который на пьяную голову свалился под стол в таверне и слышал какой-то непонятный разговор. Остальное — лишь догадки… Но, собрав все вместе, я пошел сюда. Потому что раненый Трэндефулт лежит на моей постели. Потому что трое пленных рассказывают про лорда Дейста, организовавшего атаку. И потому что нечистая совесть предателя и страх не позволили Салки молчать, а вылезли наружу и поливали грязью и клан, и всех нас, кто жил с этим куском грязи под одной крышей… — Подвесив топор на пояс, банкир скомандовал: — Собирай старейшин. На такой удар нам нужно дать надлежащий ответ. Время переговоров закончилось… Пришла пора поднять старые знамена, вернувшиеся вместе с изгнанниками домой. Нужно вышвырнуть продажных королей из недр гор и вспомнить, чему нас учили предки. Пришло время говорить остро отточенной стали…
Ранним утром в четырех туннелях, связывающих Фьерранлонд и Бесет-де-Рингу, заскрипели тяжелые ворота, и окованное железом дерево перегородило проход. На мерных столбах рядом с закрытыми створками повисли объявления, где черными когтями вцепились в мертвенно-белую бумагу злые буквы:
— За нападение на клан Форфаденов, за нанесенное кровью оскорбление верные заветам предков гномы объявляют, что считают предателя короля Скайкадена извергнутым из подземного народа и больше не признают его руки над собою. За кровь будет спрошено кровью, за смерть — смертью…
Ближе к обеду на площади Фьерр-гренс начали волноваться купцы. Уже давно выпили горячий чай, давно пересчитали разложенные товары и обсудили все сплетни про нового короля, а гномы так и не появились на торгах. Наконец самый нетерпеливый постучал в мрачные двери сторожки и отшатнулся от неожиданно распахнувшегося крохотного окна.
— А, это… Где все? Где кузнецы, приказчики, где сам Бэвер, наконец? Мы уже ждем сколько, а никого и нет… Торговать-то будем?
Гном задумчиво посмотрел на купца, потом ткнул пальцем в прибитый рядом с дверью щит, на котором что-то было написано:
— Читать умеешь? Тогда там смотри… Прочтешь, другим расскажешь. И дальше передашь… А торговли больше не будет. Потому как ваш лорд убил уважаемого Бэвера Форфадена. Убил, чтобы свою злую натуру потешить… А мы с убийцами не торгуем. Не приучены. — Подумав чуть-чуть, гном добавил: — Поэтому можешь обратно все на телеги грузить и возвращаться домой… Но если привезешь голову Дейсты и его сыновей, то стучись, я с радостью открою.
И, с неприязнью посмотрев на шарахнувшегося прочь купца, бородатый стражник окончательно запер крошечное окно. Потому что сказал правду, аккуратно написанную на прибитом щите, знаке объявленной войны: гномы с убийцами не торгуют.
— Завтра будем на месте, — недовольно бросил Болард, разглядывая испачканный в болотной грязи плащ. На закате дозору справа что-то померещилось, и больше сотни наемников прочесали кусты вдоль дороги, которые переходили в вонючую жижу. Когда лорд Дейста с сыном добрались к месту переполоха, закованные в железо болваны успели истоптать всю округу и переломать всю зелень. Егеря побродили вокруг и лишь развели руками: даже если за марширующей армией кто-то следил, найти что-либо после солдат было невозможно.
Хозяин Ланграссена лишь раздраженно сплюнул и сел на медвежью шкуру, расстеленную рядом с костром. Гремящая железом армия отлично умела держать строй и ходить в атаку, но вот в походе безобразно растянулась и застревала в каждой крошечной деревушке, пытаясь выскрести из тайников брагу и продукты. И пусть этим развлекались в основном наемники, но в карательной экспедиции любители золота составляли большинство. Половину дружины лорд Дейста предпочел оставить дома, взяв с собою лишь три сотни проверенных временем бойцов. Тысячу сформировали лихие ребята, польстившиеся на высокую плату и возможность поучаствовать в прогулке на берег моря. Еще в городках и деревнях по дороге наскребли двести ополченцев, на которых возложили заботы по охране обоза, уходу за лошадьми и обустройству временных лагерей перед сном. Учитывая, что каждый солдат получал жалованье за сутки, никто сильно не торопился и относился к сиплым воплям командиров как к минимальному злу, которое надо всего лишь перетерпеть.
Сбросив сапоги, лорд Дейста плеснул на усталые ноги воды из ковша и обтер их чистой суконной тряпкой. Еще раз зачерпнул воды из ведра и ополоснул руки и лицо. Можно было ужинать.
— Я надеялся набрать пять-шесть сотен обозников, а села словно повымерли. — Болард быстро порезал хлеб, высыпал на расстеленное полотенце собранную в одной из деревень зелень и устроился рядом. — Ни один криволапый бьенд[73] не желает воевать за своего господина. Скоро дело дойдет до того, что в местных лесах начнут прятаться от одного нашего имени.
— Плевать… Я с самого начала не рассчитывал на этот сброд. Только хорошо обученные войска позволят с первого штурма захватить крепость. А что до голозадых оборванцев, так пусть кашеварят и заготавливают дрова для костров. С этим справляются и ладно. Когда вернемся, я наложу виру на старост, которые недодали людей. Пусть потом разбираются, кто там на охоту спешно отъехал, кто к родне с товарами подался. По пять пенгаров за каждого удравшего, и вся эта вольница мигом забудет, как шутки со мною шутить. Распустились, мерзавцы…
— Нет худа без добра, пока плелись, все хвосты подтянули. Завтра с утра можно выступать, не дожидаясь отставших. Все здесь — и пехота, и арбалетчики.
Кашевар снял пробу с котла, потом достал чистые плошки и аккуратно разложил приготовленную дымящуюся похлебку с мясом. С поклоном подав ужин командующему и его сыну, крестьянин ушел за дровами для костра.
Зачерпнув горячего варева, старик подул на исходящую паром ложку и начал ужинать. В промежутках между жеванием он успел помянуть недобрым словом и бастарда, и первую надоедливую мошкару, и на редкость холодные ночи:
— Хорошо встали, удачно. Справа болотина, от ночной атаки прикрывает. Слева холм небольшой, где размещены стрелки. Даже если кто вздумает неожиданно напасть, любой кусок поля достанут. Ну и бурелома рядом нет, одни перелески, большой отряд не укрыть… Завтра за хинк доберемся до Гнилой балки, потом еще пара хинков — и к деревне выйдем. Метательные машины соберем, лестницы проверим — и к толле[74] будем готовы к штурму. От деревни до стены два полета
