бутылку спирта. А вот пять лет спустя, когда я был уже в Звездном городке, меня вызвал начальник отдела кадров и, несколько смутившись, спросил, почему у меня есть неснятое взыскание (все те же двое суток гауптвахты!). Я удивился, стал тихим добрым словом вспоминать Кепова, его заверения и обещания, незаконно распитую бутылку спирта. А кадровик разволновался по другой причине: в отряд космонавтов попал человек с низкими моральными качествами, почти уголовник. Как же это он пропустил?! После долгих обсуждений мы с кадровиком приняли правильное решение — по обоюдному согласию сняли с меня взыскание, сделав соответствующую отписку в моей карточке взысканий и поощрений. По инерции хотел опять сбегать за бутылкой, но вовремя вспомнил, кто я теперь и что этот мой благородный порыв может обойтись мне боком. Почему этот случай с Кеповым вызвал у меня такую волну воспоминаний? Все очень просто! За 35 лет моей службы это единственное взыскание, записанное в моей учетной карточке, при наличии в ней более 50 поощрений от командиров различных уровней, вплоть до министра обороны.
И вот мы в Москве! Мы с Батюней живем у моих родителей, с утра добросовестно отправляемся на свои фирмы, а вечером наверстываем упущенное и потерянное за время нашего отсутствия в столице, здесь нам помогает наш старший товарищ — Юра Лупинос. Кажется, делал это он с большим усердием! Как-то, помню, после очередной практической отработки теоретических знаний в условиях, максимально приближенных к боевым (в ресторане), мы с Анатолием ослабили бдительность и оставили Юру одного с моим отцом — уже пару лет, как на пенсии, но еще с полковничьей хваткой. Юра держался и молчал, как Зоя Космодемьянская, а мой заботливый папа прочитал ему небольшую, минут на тридцать, лекцию о вреде алкоголя и растленном влиянии на зеленую молодежь типов, подобных Юре. И это вместо того, чтобы предложить нашему учителю бутылку пива! С его стороны это было бы своевременно и педагогично.
В этой командировке я впервые переступил порог института, где Главным конструктором был Николай Алексеевич Пилюгин — один из ближайших соратников Королева. Мне все здесь нравилось! И как разработчики колдуют над схемами, постоянно их дорабатывая и совершенствуя, и как рождается макетный образец будущего прибора, который потом долго испытатели отрабатывают на стенде, и как в монтажном цехе с помощью тоненьких девичьих пальчиков из хитроумнейших переплетений разноцветных проводков и бесчисленного количества электромагнитных реле, сопротивлений и конденсаторов прямо-таки на глазах рождается умнейший прибор системы управления ракеты. Мне нравилось общаться с создателями этих приборов, уточнять нюансы в схемах, отыскивать и устранять дефекты, или, как их называли, «бобы», я с удовольствием работал с испытателями на комплексных стендах, где на стеллажах была развернута практически вся система управления реальной ракеты — то, что никогда не увижу на полигоне. Особо мне нравилась работа с так называемыми «аварийными ситуациями», когда ты условно вводишь в схему какой- нибудь дефект, оцениваешь его последствия и затем ищешь пути выхода из этой самой аварийной ситуации.
Месяц командировки пролетел как один день. И вот снова знакомый поезд Москва — Ташкент, но уже — увы! — без писателя, быстренько домчал нас до полигона, где с распростертыми объятиями нас ждал любимый Кепов. Времени на постепенное вхождение в армейскую жизнь нам не дали, ибо часть готовилась к ответственному мероприятию — контрольному запуску ракеты как заключительному этапу нашего формирования. На этом пуске должен быть маршал Неделин — командующий нашим молодым родом войск. Здесь уже не до выяснения отношений с Толей Кеповым. Мы все старались показать товар лицом. Драили до блеска наши казармы, чистили территорию (хорошо хоть песок вокруг, а то в порыве энтузиазма и травку покрасили бы зеленой краской), отрабатывали строевые приемы, готовились к строевому смотру, украшали комнаты политпросвет-работы, ну и, конечно, самое главное — готовились к самостоятельной работе по подготовке ракеты на технической позиции и кульминации — ее пуску. Удачно пустили — всем «спасибо» и раздача благодарностей, авария по вине нашего расчета — раздача взысканий и, что самое обидное, отсрочка в признании нас как первой боевой единицы нового рода войск. Так что мы старались изо всех сил. Наши волнения и старания были не напрасны. Пуск прошел удачно, ну а строевые смотры, чистота в казармах и прочее — это все вторично. Здесь все нормально. До сих пор перед глазами картина: весь личный состав нашей части замер в едином строю, а перед строем — маршал Неделин. Он благодарит нас за удачный пуск, за то, что в сжатые сроки мы сумели сформировать коллектив и создать боеспособную часть. В заключение маршал объявил всем нам «благодарность» и приказал нашему командиру полковнику Михееву записать эту благодарность в карточку взысканий и поощрений каждого офицера.
Неделю мы приходили в себя после такого события. Пришло время, и мы стали готовиться к переезду (по-военному, передислокации) к нашему постоянному месту службы — где-то далеко на севере, под Архангельском. Во всяком случае, об этом ходили упорные слухи. Уже в августе 1959 года первые эшелоны с личным составом и техникой двинулись в сторону севера.
Командование полигона обратилось к нашему командиру с просьбой откомандировать нескольких наиболее подготовленных офицеров нашей части в распоряжение полигона для участия в очередных пусках ракет-носителей с космическими аппаратами на борту. Это обращение было воспринято нашими командирами как факт признания компетентности и авторитета нашей молодой части. Разрешение, конечно, было дано. Все уехали, а несколько молодых лейтенантов, включая и меня с Батюней, остались на месяц на полигоне. Мы, конечно же, сразу перебрались жить на площадку № 10 и как местные старожилы каждый день ездили к месту своей работы на мотовозе. Кстати, в один из вечеров нас с Толей пригласил к себе домой на чашку чая Александр Васильевич Поцелуев. Вот тут-то я впервые встретился и познакомился с Лилией Александровной. Очарование этой встречи сохранилось до сих пор.
Приятные воспоминания оставил этот месяц. Мы как заправские испытатели принимали участие в подготовительных работах, отыскивали и устраняли многочисленные нестыковки и неувязки, ведь в те времена что ни пуск, то впервые, отрабатывали документацию, уже начинали потихонечку спорить с представителями промышленности. В эти времена у нас сложились хорошие отношения и деловые контакты с местными офицерами — большими энтузиастами ракетной и в последующем космической техники: конечно же с Александром Поцелуевым, Леонидом Кабачиновым, Василием Караваевым, Виталием Соколовым, Николаем Дмитриевым, Владимиром Патрушевым, Виктором Ионовым. Так уж получилось, что со многими из них судьба меня сводила не единожды.
Тот, кто прошел через полигон, кто начинал испытывать ракеты и спутники еще с Сергеем Павловичем Королевым, тот считался золотым фондом Ракетных войск со всеми вытекающими отсюда последствиями. Как правило, большинство из «старичков» полигона заканчивали службу в Москве или Ленинграде в больших должностях и высоких званиях. Помнится, мы, еще будучи на полигоне, с интересом следили, как производил построения полигонной стартовой команды ее командир — старший лейтенант Ряжских, кстати, тоже ростовчанин. Самым необычным было то, что докладывал ему (Равняйсь! Смирно! Равнение направо!) его начальник штаба — подполковник. Интересно было наблюдать со стороны, как подполковник тянется в струнку перед старшим лейтенантом. Придет время, и генерал-полковник Ряжских будет одним из руководителей Ракетных войск стратегического назначения. А Виталий Григорьевич Соколов, Владимир Семенович Патрушев и Николай Егорович Дмитриев одно время даже будут моими начальниками, и так они хорошо выполнят эту миссию, что на пенсию уйдут в звании «генерал-майор», а Виталий Соколов — даже «генерал-лейтенант». Но ведь многие отдали и жизни на этом интересном, но тяжелом поприще. В конце 1960 года вместе с маршалом Неделиным погибли и много наших ростовчан. К сожалению, за годы становления ракетно-космической техники такие трагедии не единичны. Светлая память ребятам, в чью честь на полигоне установлен не один обелиск.
Ну что ж, пролетел и этот месяц. Грустно было расставаться с ребятами полигона, как-то мы уж втянулись в их работу, привыкли к общению с ними. Но впереди нас ждала Москва, целый месяц отпуска и, возможно, солнечное побережье Кавказа. О том, что через месяц нам предстоит отправиться на север, не хотелось думать.
А пока поезд Ташкент — Москва мчит нас в Москву!
Наш адрес — Ленинград-300
17 декабря 1959 года… На тогда еще секретном полигоне «Плесецк» боевыми расчетами части полковника Михеева ведется напряженная работа по проведению испытаний и подготовке к пуску боевой
