Ноябрь 2055 года. Рейд Аделаиды
… Если на палубе «Призрака» шоком для Кейси оказались едва прикрытые купальниками Ирина и Анна, немыслимые по его меркам красавицы, то для меня – широко улыбающийся Сашка Шульгин, в шортах и полосатой майке, с большой кружкой пива в руках.
Это уж совсем ни в какие ворота… Сюрпризы, блин, чтобы не употреблять более крепкого слова.
Представив народу нового спутника и отправив его в сопровождении Джонсона устраиваться в отведенной каюте, я почти бегом поднялся на мостик и, плюхнувшись в кресло, потребовал пива и себе.
– Ну и что ты мне на все это скажешь? – Сашку видеть я был страшно рад, теперь в будущее можно смотреть с оптимизмом, но зато я уже совсем ничего не понимал в «настоящем». – Мы сейчас вообще где, ты соображаешь?
– Если ничего не путаю, то в 2055 году. Так мне Ирина сказала, а потом по телику подтвердили. – Шульгин просто излучал жизнерадостность в 150 лошадиных сил. – Да я вообще только три часа назад прибыл. Личных впечатлений составить еще не успел. Хотя городок с моря смотрится неплохо. Может, в какой-нибудь приличный кабак закатимся ввечеру? Девочки, судя по всему, воду и палубу видеть уже не могут.
– Это – запросто. – Я сейчас радовался примерно так, как в тот день, когда после годичной разлуки выбрал момент и прилетел к Сашке в Пятигорск, где он проходил преддипломную практику, и мы сидели с ним и с его тамошней подружкой на третьем этаже, вернее, под навесом на крыше кафе «Юность», пили шампанское и закусывали апельсинами, любуясь проецирующейся на черное южное небо громадой Машука.
Много смеялись, наперебой острили, стараясь произвести впечатление на симпатичную докторшу Люду, а она, в свою очередь, таяла от подчеркнутого внимания сразу двух столичных кавалеров.
Оркестр играл модную тогда песенку «Скоро осень, за окнами август…», и я улавливал грусть в глазах молодой женщины. Мы уедем в великолепную Москву, а она останется в своем городке, который во время октябрьских затяжных дождей наверняка станет таким же унылым, как любой провинциальный райцентр, потеряет летний курортный шарм…
Но мы с Сашкой были слишком молоды тогда, чтобы по-настоящему посочувствовать ей. А вот если бы он тогда предложил ей руку, сердце и московскую прописку, то и вся не только наша жизнь, но и судьбы мира могли сложиться совсем по-другому…
Вот же – о чем ни подумаешь, а возвращаешься к одному и тому же…
– О чем ты сейчас так минорно вспомнил? – уловил мое настроение Сашка. Вот же, дьявол, психолог. Или я совсем лицом владеть разучился.
– О Пятигорске…
– А… Я подумал – о селе Ильинском…
Это тоже интересная история, но в другом роде.
– Но все же конкретней, Саш, что все-таки сейчас получилось? Каким, так сказать, ветром тебя сюда занесло? Или мы уже окончательно овладели тайнами пространства-времени?
– Не окончательно, но уже почти полностью. Как социализм построили.
И, не отвлекаясь на излишние сейчас подробности, Сашка изложил мне не только свои приключения в Крыму и Одессе, но и в 1938 году. Момент встречи Шульгина со Сталиным меня даже растрогал. Не чужие все же люди. Хотя я на месте Виссарионыча там бы еще покруче со всеми разобрался.
– А с переходом вообще все просто получилось. Почти по старой схеме. Как тогда, из квартиры в Столешниковом в девяносто первый год. Тем более я теперь формулу знаю. Один шажок – и я стою на бульваре и прямо перед собой вижу «Призрак». Сказка…
– Не страшно было? Как Берестин выражался – боевой прыжок ночью на лес. Промазал бы всего на неделю в любую сторону, и?..
Я ведь собирался прямо сейчас сниматься и полным ходом в океан. Знаешь куда? Обратно к той же самой точке перехода. Так, на всякий случай, проверить, а вдруг там постоянно действующее окно существует.
Вполне могли разминуться…
– Ну, кое-какая страховка имелась… А ты тоже грамотное решение принял. Интуитивно или от отчаяния, но в «десятку». – Мне показалось, что Сашка темнит, явно чего-то недоговаривает. Ну так у него явно есть свои резоны. Успеем еще наговориться. А он продолжал: – С некоторых пор я знаю, что вечность устроена гораздо интереснее, чем думали раньше. В частности – на Земле наличествуют своеобразные, периодически, с определенным шагом, действующие межвременные «черные дыры». Этакие «бермудские треугольники» специального назначения. Скорее всего там ты и проскочил. То есть, если бы сумел совершенно точно выйти обратно, имел шанс вернуться. – Помолчал немного и добавил: – А мог и не вернуться. Или проскочить уже окончательно в никуда. Диалектика, однако…
– Пробой в изоляции, – сказал я.
– В смысле? – не понял Шульгин.
Я объяснил, что путем исключительно умозрительных размышлений, полистав здешнюю историю и кое- что сопоставив, пришел к выводу, что наша и вот эта реальности, а возможно, и еще несколько к ним примыкающих представляют собой нечто вроде скрученного в жгут многожильного кабеля.
И вот там, где изоляция пробита электроразрядом, а то и просто соскоблена ножичком, возможны свободные переходы туда и обратно. Или даже одновременное существование одних и тех же личностей в двух и более реальностях. Что во многом объясняет столь многочисленные в популярной литературе рассказы о таинственных исчезновениях, ясновидении, переселении душ и прочие полтергейсты…
– Однако ты си-ильно умный, – со странной интонацией протянул Сашка. – Я такую теорию уже где-то слышал, – снова возвел очи к небу. – Интересная космография… Но хотелось бы побольше определенности. Вот навскидку, если дыра, или «пробой» двухстороннего действия, отчего исчезновений много, а появления в нашем мире кораблей и самолетов из будущего – ноль целых хрен десятых?
