– Жаль, что у меня нет с собой «шара», тогда все было бы гораздо проще.
«Шар», состоявший на вооружении всех агентов-координаторов, работавших в нашей реальности, позволял собирать и анализировать фиксированную информацию, касавшуюся любого живущего на Земле человека, а также просчитывать и моделировать ситуации, в которых этого человека предполагалось использовать. Но поскольку на «этой» Земле не было аггрианской резидентуры, оснащенной центральным процессором, то и оставшийся на «Призраке» «шар» здесь работать не мог.
А почему, кстати, здесь нет аналога нашей Сильвии? Вообще никаких следов внимания аггров и форзейлей к этой реальности. Об этом я Ирину и спросил. Приблизительно зная ответ.
– Наверное, потому, что все эти реальности не совсем настоящие. Представь, сколько специалистов потребовалось бы, чтобы перекрыть все варианты…
– А разве…
– Конечно, нет, – поняла она меня без продолжения. – Мы же не отсюда. Аналогов у нас быть не может. У тебя они есть везде, где сложились подходящие условия – в положенное время родились твои отец и мать, встретились, и так далее… Можешь, кстати, на этот предмет в архивах тоже покопаться…
– Ну уж нет! – Идея поискать в этом мире родственников, а то и самого себя показалась мне отнюдь не привлекательной. Зная историю своего рода, я догадывался, что уж деда по отцовской линии найду точно, а вот самого отца – вряд ли, возможность же появления здесь собственного аналога казалась мне исчезающе малой, но тем не менее…
– Если нет, то нет. А у меня же откуда копиям предков взяться? Но я не об этом. При наличии «шара» нам ничего бы не стоило выяснить все необходимое про господина Суздалева. Думаю, он имеет некоторое отношение к интересующему нас вопросу… Если вообще не сам все это организовал лет тридцать назад.
Тут моя любимая выбралась из-под одеяла, по пути на кухню чересчур, на мой взгляд, поигрывая бедрами, тугими ягодицами и всем прочим, заскочила в душ, вернулась, неся на подносе дымящиеся чашки кофе.
– Вот, дорогой, я тебе подаю кофе в постель, а не ты мне…
– Так что ты говорила насчет Суздалева?
– А, ерунда. Потом как-нибудь. Давай лучше продолжим, у тебя сегодня как-то особенно хорошо получается…
Только я хотел сообщить, что именно думаю по поводу столь неожиданной смены сюжета, как она извлекла из-под подушки свой пресловутый золотой «портсигар», поставила его на тумбочку, откинув крышку. Неуловимым движением поднесла палец к губам. Потом почти упала на меня сверху и тут же отстранилась, накинула на себя одеяло.
– Вот теперь все. Нужное слово сказано, а теперь на все их системы слежения пойдет долгая-долгая запись наших любовных утех. Пусть дозорные ребята балдеют и мастурбируют перед экранами.
– Зачем? – не сразу понял я.
– А чтобы они, во-первых, сообразили, что кое до чего мы добрались, исследуя их мир, а во-вторых, что нам на их тайны в значительной мере наплевать. Нам больше нравится любить друг друга, чем вникать в их проблемы. Очередной ход – за Георгием Михайловичем. А теперь послушай…
Ирина, изучив и сопоставив официальные учебники истории, газетные материалы, протоколы заседаний Верховного Совета России и Организации Объединенных Наций, статистические справочники, еще кое-какие документы открытого и закрытого пользования за ближайшие тридцать лет, пришла к выводу, что здесь имеет место очередной артефакт.
Не сходилось очень многое.
К примеру, дебаты представителей всевозможных партий в здешнем парламенте, по традиции называемом Советом, и принимаемые ими решения имели очень мало отношения к реальной политике государства.
То же самое можно было сказать об очень многих сферах здешней жизни. Она развивалась как бы по двум линиям, не пересекающимся и не слишком далеко расходящимся.
Ирина работала очень профессионально и сумела заметить еще одну важную закономерность. Очень часто решения правительства принимались как бы «вдогонку», задним числом оформляя уже случившиеся явления и процессы в экономике и общественной жизни.
Это может показаться смешным, но за несколько десятилетий этого никто как бы и не заметил. А может быть, и замечали, только не говорили вслух.
Картина вырисовывалась интересная.
Вот так вот. Десять парламентов законно избирались, обсуждали и принимали законы, действовали непримиримая и конструктивная оппозиции, а при сделанном со стороны беспристрастном анализе выходило, что никакого отношения к реальной жизни страны это не имело.
Хитрость была в чем? Жизненный уровень населения постоянно повышался, внешняя политика тоже всех удовлетворяла, и постепенно люди привыкли вообще не анализировать и не соотносить деятельность законодательной и исполнительной власти с повседневной жизнью.
Нам это понять трудно. Наша жизнь вся состояла из политики, советской или антисоветской – второй вопрос.
Но если вообразить, что трудно, будто бы я после окончания института начал сразу получать не сто двадцать рублей, а пять тысяч, то и мне стало бы совсем неинтересно думать о посторонних проблемах.
Но это почти шутка. Касающаяся моего прошлого.
Здешнее же…
Каким образом происходящего не замечали те, кого это прямо касалось, лидеры оппозиций, например?
