В этот миг у меня почти остановилось сердце. Я рухнула на стул, а Кора надорвала конверт, и мы обе начали читать.
«Синьора Корнмайер, ваша дочь у нас в руках. Если вы хотите получить ее обратно живой и невредимой, ни при каких обстоятельствах не подключайте к делу полицию. Вы находитесь под постоянным наблюдением. По возможности незаметно вернитесь со своей спутницей к себе в отель и ожидайте дальнейших сообщений».
Кора взяла меня за руку. Она чувствовала себя виноватой, поскольку на минуту оставила Белу одного. К слову сказать, в людном кафе среди дня я поступила бы точно так же.
Кора обратилась к двум пожилым дамам, которые сидели за соседним столиком. С напускным спокойствием она спросила:
– Вы случайно не видели, кто вынимал ребенка из коляски?
– Ну конечно, видели. Можете не беспокоиться. Это был дядя вашего малыша. Думаю, он ждет вас на улице.
Несмотря на полученное письмо, я в течение секунды думала, что прибыли Марио с Эмилией и взяли Белу из коляски. Я бросила на Кору предостерегающий взгляд. У дам не должно возникнуть и тени подозрения, не то они вызовут полицию…
– Все в порядке, – сказала я, и мы поспешно покинули кафе.
Но когда я с пустой колясочкой вышла на улицу, способность держать себя в руках окончательно меня покинула. Правда, я не могла ни говорить, ни плакать, но на лбу выступил холодный пот, и сердце бешено заколотилось.
Кора подозвала такси, и в полном молчании мы проехали недолгий путь до нашего отеля. Лишь очутившись в номере, Кора заговорила:
– Они считают, что Бела – ребенок миллионера и предпримут попытку сорвать с нас хороший выкуп. Ну, это недопонимание будет очень просто устранить.
– Кора, это же профессионалы. Если им не дадут денег, они убьют Белу.
– Ты ведь прекрасно понимаешь, что, если понадобится, я готова швырнуть им в глотку все свои деньги. Бела также и мой ребенок. Но может, во всем этом нет необходимости. Может, надо быть твердой как кремень.
Я легла на живот на свою кровать, и слезы ручьями потекли на аккуратно сложенную ночную сорочку.
– Знаешь, Кора, я многое в жизни делала не так, как надо. Если с Белой ничего не случится, я стану хорошим человеком. Буду ходить за прокаженными и работать социальной служащей в трущобах Рио.
– Ну, ну, ну, не заводись. С его головы не упадет ни единого волоска. А вдобавок ему вряд ли принесет пользу, если его мамаша станет второй матерью Терезой.
– Так чего мы, собственно, ждем? Телефонного звонка, посыльного, письма?
– Все может быть. Не исключено также, что кто-нибудь из гостиничной прислуги с ними заодно. Вспомни только кельнершу с газетой. Мы должны проявить терпение.
Спустя час, в течение которого мы обдумывали разные стратегии и возможность достать деньги, в дверь громко постучали. Кора распахнула ее рывком, но это был вовсе не гонец от похитителя, нет и нет: сияя во весь рот, на крыльце стояли Эмилия и Марио.
– А где мое маленькое сокровище? – спросила Эмилия, которая благодаря своей прославленной интуиции сразу пошла по верному пути.
Заливаясь слезами, я рассказала ей о катастрофе. Пиппо сделал пробежку по обеим комнатам, принюхиваясь, а Марио так разволновался, что начал издавать бессвязные звуки.
Спокойнее всех оставалась Кора.
– Я уже сказала Майе, что готова отдать все свое состояние, если это понадобится.
– Какая удача, – сказала Эмилия, – что Бела почти не умеет говорить, а стало быть, не может и рассказать, где он был и как выглядят эти люди. Это дает надежный шанс, что ничего худого они ему не сделают.
Когда зазвонил телефон, Кора чуть не вырвала из гнезда шнур, а я прижалась к трубке головой, чтобы слышать, о чем идет речь. Из рецепции доложили, что с нами хочет побеседовать некий синьор Данте.
Данте только и успел сообщить, что с ребенком все в порядке, как Кора уже заорала не своим голосом:
– Идиоты поганые! Надеюсь, за это время вы успели убедиться, что ребенок не девочка, а мальчик?! Если у вас есть хоть какие-то мозги, вы бы смекнули, что после шести месяцев беременности у меня не может быть полуторагодовалого сына! Я вообще никогда не была беременна, у меня никогда не было детей, а к тому же я не миллионерша. Неужели я тогда не остановилась бы в отеле рангом повыше? Короче, верните ребенка, чтобы самим не вляпаться в беду!
Судя по всему, она напугала Данте, во всяком случае, тот положил трубку. Я же пришла в ярость.
– Вот тебе и пожалуйста! – заорала я. – Именно так нельзя действовать! Теперь они больше никогда не объявятся, а мой ребенок погибнет.
Эмилия заключила меня в объятия.
– Ну конечно, они еще позвонят. Сейчас они просто должны посоветоваться и выяснить, правду говорит Кора или нет. Наверняка здорово достанется одному из этих негодяев, потому что он плохо все выяснил. А когда они снова позвонят, разговаривать буду я. В конце концов, это мои земляки. А уж в них-то я разбираюсь. А ты не бойся, что я поведу себя недостаточно дипломатично, напротив, я их буду ублажать и умасливать.
Я не вполне была уверена, что именно масло является здесь надежным средством, я вообще ни в чем не была уверена. Мы с Корой держались криминальной точки зрения как наиболее подходящей для таких сопляков, но в этом случае я была столь же беспомощна, как и мой маленький сын.
– Эмилия, – сказала я, – предложи им меня в обмен на Белу.
Все как один отрицательно покачали головой.
– Идея не ахти, да ты и сама понимаешь, – сказала Кора.
– А Йонас случайно не имеет к этому отношения? – предположила Эмилия.
Спустя два часа Данте позвонил снова. Эмилия взяла трубку и сообщила, что она бабушка ребенка, а вдобавок женщина бедная и денег на выкуп у нее нет.
– Ребенок может произнести два слова по-немецки и три по-итальянски, – сообщил Данте, – будь он вашим внуком, он бы вообще не говорил по-немецки.
– А вы неглупый человек, синьор Данте, – сказала Эмилия дружелюбным тоном, – но малыш – сын немки, которая к тому же подруга синьоры Корнмайер. К сожалению, денег у нее нет, ибо мой сын, иными словами, отец ребенка, ее бросил и смылся в Америку.
Данте был вполне вежливый человек и для начала выразил свое сожаление, заметив, однако, что богатая синьора наверняка раскошелится ради ребенка своей подруги.
– Точно, – сказала Эмилия, – мы все любим малыша, сидим здесь и горюем, оплакиваем его. Неужели вы равнодушны к детям?
Данте заверил ее, что любит детей, что с Белой ничего плохого не случится, но вернуть его без всякого выкупа совершенно невозможно.
– Ну, это звучит уже лучше, – пробормотала Кора. Эмилия спросила, сколько они хотят.
Мы, правда, не поняли, что он ответил, но по яростному воплю Эмилии можно было предположить, что сумму назвали чудовищную.
– Столько нам никогда не раздобыть, – кричала она, – об этом не может быть и речи.
Тут обходительный Данте сделался несколько энергичнее – все очень просто, не будет денег, не будет и ребенка. Прикажете выслать вам отрезанное ухо или палец, чтобы вы это поняли?
На том разговор и завершился.
Марио записал на своей дощечке: «Эмилия – бабушка, Марио – дедушка». Кора улыбнулась. Это верно.
Потом Марио стер написанное тыльной стороной ладони и написал снова: «Эмилия – переговоры, Марио – действия».
Я была глубоко тронута. Неужели я заслужила, чтобы эти люди и в самом деле так меня любили?
