Вот черт! Только не это! Судя по всему, хищник занервничал, и Леон понял: этот защищать добычу не станет — предпочтет отступить.
Лев снова посмотрел на охотников и зарычал в третий раз, но как-то неуверенно, без той ярости, от которой мурашки разбегались по спине и холодело внутри. Потом вдруг повернулся и потрусил через просеку к спасительной чаще.
— Уходит! — крикнул Кермит и, сделав три быстрых шага, остановился и вскинул винтовку.
— Нет! — Леон поднял руку. Расстояние было слишком большое, а лев передвигался отнюдь не шагом. — Не стреляй!
Он бросился к Кермиту, но выстрел раздался раньше. Ствол подпрыгнул. Леон увидел, как дрогнула от удара лоснящаяся кожа на спине зверя — будто гладь тихого глубокого пруда, в который бросили камень. Пуля вошла в бок за последним ребром.
— В живот! — простонал Леон. — Слишком далеко.
Лев заворчал и прибавил ходу. Пока Леон поднимал ружье, хищник почти достиг кустов. На прицельный выстрел с такого расстояния рассчитывать не приходилось, но ничего другого Леону не оставалось. Если зверь ранен, охотник обязан по меньшей мере попытаться прикончить его, даже без особых шансов на успех. Выстрелив из левого ствола, он увидел, что пуля пошла слишком низко и взбила пыль под грудью животного. Треск второго выстрела смешался с эхом первого. Результата Леон не увидел — лев скрылся в чаще. Он бросил взгляд на Маниоро — масаи коснулся пальцами левой ноги.
— Попал в заднюю лапу, — сердито проворчал Леон. — Толку мало. Такая рана его не задержит. — Он достал стреляные гильзы и перезарядил ружье. — И не стой с пустой винтовкой — ты сюда не видами любоваться явился. Перезаряди!
— Извини. — Кермит стыдливо отвел глаза. — Мне очень жаль.
— Мне тоже.
— Он уходил! — попытался оправдаться американец.
— Вот и ушел, только с твоей пулей в брюхе. — Леон жестом подозвал Маниоро, и они, присев на корточки, негромко о чем-то заговорили. Потом Маниоро вернулся к Лойкоту, и оба масаи достали кисеты с нюхательным табаком. Леон сидел на земле, положив на колени «холланд». Кермит стоял в сторонке, беспокойно поглядывая на охотника, но тот упорно его не замечал.
— Что будем делать? — спросил наконец американец.
— Ждать.
— Ждать чего?
— Пока кровь свернется. Пока раны закроются.
— А потом?
— А потом мы с Маниоро пойдем и пристрелим его.
— Я пойду с вами.
— Никуда ты с нами не пойдешь. Хватит, повеселился.
— Но это опасно! Он может напасть на вас.
— Не исключено, — невесело усмехнулся Леон.
— Дай мне еще один шанс, — жалобно попросил Кермит.
Леон отложил ружье и, повернувшись, посмотрел американцу в глаза — холодно и жестко.
— А надо? Почему?
— Потому что там, в кустах, мучается и умирает красивый, сильный зверь. И виноват в этом я. И я обязан — перед Богом, этим львом и собственной человеческой честью — пойти туда и прекратить его страдания.
Понимаешь?
— Да, — кивнул Леон, и лицо его смягчилось. — Я хорошо тебя понимаю. И решение твое одобряю. Пойдем вместе, и я почту за честь быть рядом с тобой.
Он хотел сказать что-то еще, взглянул в сторону кустов, и лицо перекосилось от ужаса.
— Что еще за игры? — Леон вскочил. — О чем он думает, этот идиот?
Эндрю Фэган неторопливо ехал вдоль кустов кусака-сака. Ехал к тому самому месту, где укрылся раненый лев. Леон бросился наперерез.
— Назад, придурок! Назад! — заревел он. Репортер не повернул головы. И не остановился. Каждый шаг приближал его к смертельной опасности. Леон мчался изо всех сил и уже не кричал, приберегая дыхание к тому ужасному моменту, который, он это знал, неотвратимо надвигался. Американец наконец оглянулся. — Фэган, идиот! Убирайся оттуда!
Журналист, наверно, услышал что-то, но, похоже, ничего не понял и, бодро помахав плеткой, поехал дальше.
— Назад! Сейчас же назад! — заорал, срывая голос, Леон.
На сей раз Фэган расслышал и, остановив лошадь, повернулся к охотнику. Улыбка поблекла и растворилась. И в это миг из кустов кусака-сака вырвался, рыча от ярости, лев. Желтые глаза его горели, шерсть на загривке встала дыбом.
Лошадь заржала, закинула голову и вздыбилась. Нога у Фэгана выскочила из стремени, и журналист, чтобы не упасть, обхватил животное за шею. На короткой дистанции лев был быстрее лошади с всадником и легко их догнал. Последние несколько ярдов зверь преодолел в прыжке — длинные желтые лапы упали на круп несчастного животного, когти глубоко впились в плоть.
Взвившись от боли, лошадь попыталась вырваться и отчаянно взбрыкнула. Фэган вывалился из седла и грохнулся, как сброшенный с подводы мешок с углем, но нога зацепилась за стремя, и его поволокло по земле за обезумевшей кобылой и едва ли не под задними лапами вцепившегося в нее хищника. Копыта мелькали в дюймах от головы американца. Перебитая задняя лапа не позволяла льву как следует опереться, чтобы свалить лошадь. Взбитая копытами и лапами пыль крутилась в воздухе, мешая разглядеть происходящее, и Леон не решался стрелять из опасения попасть в репортера. Наконец кожаный ремень лопнул, не выдержав напряжения, и Фэган покатился по траве.
— Ко мне! Сюда! — крикнул Леон.
На сей раз журналист продемонстрировал удивительное проворство и, вскочив, заковылял в сторону от схватки со стальным стременем на ноге. Между тем лошадь все еще таскала льва по кругу, лягая противника обеими ногами, а лев, держась за нее передними лапами, пытался ухватить зубами прыгающий перед ним круп. В конце концов ей повезло: удар обеими копытами пришелся хищнику в грудь и оказался настолько сильным, что его отбросило назад. Лошадь, обливаясь хлещущей из глубоких ран кровью, бросилась в галоп. Лев кинулся было за ней, но тут его внимание привлек бегущий через просеку Фэган, и он повернул к новой цели. Репортер оглянулся и взвыл от страха.
— Ко мне! — крикнул Леон и побежал ему навстречу. Зверь был быстрее. Погоня заняла не больше пары секунд. — Ложись! Падай, я буду стрелять!
Повторять дважды не пришлось — парализованный страхом Фэган рухнул на землю точно подстреленный броненосец и свернулся в комочек, подтянув к животу колени, обхватив руками голову и крепко зажмурившись. Бледное, без кровинки, лицо напоминало маску смерти. Лев бросился на него молча, как и положено смерти, разинув пасть, оскалив клыки и вытянув шею, чтобы вцепиться в беззащитное тело.
Леон выстрелил, и пуля вошла хищнику в нижнюю челюсть. Белые осколки зубов вылетели как игральные кости из стакана. Продолжая движение, пуля прошила громадное тело по всей длине, от груди до ануса. Заключенная в ней сила отбросила зверя назад и перевернула, заставив совершить далеко не изящный кувырок. Перекатившись на лапы, он пусть и неуверенно, но поднялся. Голова свесилась, с разбитой челюсти капала кровь. Леон выстрелил из второго ствола, и пуля, сломав плечевую кость, разорвала сердце. Лев завалился набок, раскинув лапы и с уже закрытыми глазами. Изуродованные, окровавленные челюсти еще пытались поймать воздух.
В левой руке у Леона еще оставались два патрона. Он подбежал ближе. Приклад сам нашел плечо. Контрольный выстрел в сердце — целая задняя лапа дернулась в последней судороге и застыла.
— Спасибо за сотрудничество, мистер Фэган. Можете подняться, — вежливо сказал Леон.
Репортер разлепил веки и огляделся с таким видом, словно ожидал обнаружить себя под жемчужными сводами рая. Потом неуклюже поднялся. Белое, как маска актера из театра кабуки, лицо лоснилось от пота.
