очень утвердилась на троне и опасалась переворота. Однако ответ прост: главный повод для переворота, а именно своего брата Птолемея, она специально взяла с собой, а верховного визиря заменял в ее отсутствие евнух Мардион. Он был абсолютно неподкупен и в высшей степени достоин доверия. Позднее ему часто приходилось исполнять такие поручения. А когда однажды Клеопатра хотела щедро наградить его, он отказался и сказал, что имеет все, что нужно, а самой хорошей наградой были бы любовь и доверие его царицы. Такие люди, как он, встречаются очень редко, и любой правитель счастлив, если в его окружении есть такой человек.
Итак, Протарх по поручению царицы обрисовал нам в общих чертах наше положение.
— В апреле этого года Юлий Цезарь был провозглашен диктатором на десять лет, так что наша царица будет вести переговоры только с ним. При этом речь пойдет прежде всего о том, чтобы возобновить союз, который был заключен тридцать лет назад между покойным отцом нашей великой царицы и Цезарем — тогда еще консулом. Ее величество хочет воспрепятствовать тому, чтобы здесь победили те силы, которые хотели бы считать Египет римской провинцией. Само собой понятно, что Цезарь хочет также увидеть своего сына. Он официально признает Птолемея Цезаря своим сыном. И наконец, я должен вам сказать, что египтян — так называют здесь нас всех, даже если мы греки, — не очень приветствуют в Риме. Прошел слух, что Цезарь хочет жениться на нашей царице и вместе с ней управлять обеими странами и всеми провинциями, которые им принадлежат. И поговаривают, что он даже собирается объявить себя полновластным правителем — в глазах республиканцев это худшее из подозрений, которые только могут пасть на государственного деятеля. Даже попытка подобного считается самым тяжким преступлением и карается смертью. Поэтому будьте осторожны и никогда не выходите в город поодиночке, а только группами не менее четырех человек. Как только Цезарь вернется из Испании, раздоры вспыхнут с новой силой.
Трапезная опустела, но меня Протарх попросил остаться.
— Еще несколько слов, Гиппо. Для тебя у царицы есть особое поручение. Ты ведь уже неплохо знаешь латынь, поэтому можешь незаметно подслушать, какие разговоры ходят в городе. Оденься как римлянин и походи по баням, трактирам, библиотекам, посещай театральные представления — все, что доступно обычному гражданину. Я дам тебе также письменное разрешение посещать заседания сената. Оно действительно до конца нашего пребывания здесь.
Я взял этот небольшой документ, на котором стояла личная печать Цезаря.
Протарх положил руку мне на плечо.
— Ты молодой, умный, ловкий и сделаешь все как надо. Однако будь осторожен. Навостри глаза и уши. И если ты вдруг заметишь в Риме какую-нибудь перемену в настроениях, сразу же сообщи об этом. Слышишь — сразу же!
А я-то испугался было, что мое пребывание в Риме ограничится тем, что я буду лечить придворных от комариных укусов или гулять по Садам Цезаря.
С этого времени я почти каждый день отправлялся на своем муле до Понса Субликия — старейшего моста в Риме — и дальше пешком до древнего рынка Форум Боариум. Вокруг этой шумной площади стояло несколько небольших храмов, в том числе и храм Геркулесу Победителю. Перед ним возвышалась громадная позолоченная статуя славного Геракла. Здесь я завтракал в одном из многочисленных трактиров и шел дальше, через Викус Тускус или Кливус Вик-ториае к Форуму Романорум, где я регулярно бывал на заседаниях сената. Однако люди там вели себя осторожно, и я вряд ли мог услышать что-нибудь полезное. Когда входил Юлий Цезарь, сенат превращался в согласную с ним толпу. Даже если кто-нибудь выражал сомнение или несогласие, то говорил такими намеками, что ничего нельзя было понять. Моя латынь, конечно, становилась лучше с каждым днем, но все же я еще не мог вникать во все тонкости.
Впрочем, моей латыни было вполне достаточно для того, чтобы понимать выкрики толпы на боях гладиаторов. Однако там я тоже не мог услышать ничего по поводу политики. Собравшаяся публика жаждала только увидеть потоки крови — в этом она не изменилась и по сей день.
Театральные представления устраивались на каждом углу. Здесь можно было увидеть все: от импровизированной сатиры до классических комедий и трагедий. Сатира — это было как раз то, что могло бы мне пригодиться. О тех, кто управлял государством, здесь говорили такое, что в Александрии это сразу бы сочли оскорблением власти. Мне стоило большого труда сдержаться, когда упоминалась «одна египетская распутница», которая так вскружила голову одному римлянину, что он не может больше отличить черное от белого, горячее от холодного. Конечно, имен при этом не называли, но все понимали, о ком и о чем идет речь.
Я принимал также участие в народных праздниках, которые следовали в декабре один за другим: Агонии, Консуалии, Сатурналии, Опалии[28] и, наконец, 23 декабря Ларенталии — день умерших.
Самым занятным показались мне Сатурналии, которые празднуют в семнадцатый день месяца. Тогда все господа прислуживают своим рабам и устраивают для них пышные симпосии. Тот же, кто не хочет этого делать, заранее уезжает в поместье и передает все дела управляющему.
Я постоянно прислушивался к разговорам в трактирах, на праздниках, к жарким спорам на улицах и слышал подтверждение тому, о чем говорил нам Протарх. Цезаря упрекали за то, что он пригласил Клеопатру, и за то, что в своей политике оказывает ей предпочтение. Все полагали, что это неспроста, и диктатор с египтянкой что-то задумали. Часто цитировали знаменитого оратора Марка Туллия Цицерона[29]. Он не слишком лестно отзывался о нашей царице и упрекал ее в высокомерии и в том, что она погрязла в восточной роскоши и заразила этим Юлия Цезаря.
Через несколько недель я поделился с Протархом опасениями, что Клеопатра может быть только поводом, чтобы повредить Цезарю. Против него, вероятно, существует тайная и довольно многочисленная оппозиция. Он подтвердил это:
— Так считает и царица. Она много раз предупреждала об этом диктатора, но он, кажется, не принимает этого всерьез. Он говорит, что в республике всегда существует оппозиция против того, кто правит в настоящий момент.
Потом пришла зима, и все мы ужасно мерзли. В Александрии тоже с декабря по февраль случаются холодные дни, но их сменяют все более продолжительные оттепели. И уж конечно там не бывает шеймона — ветра, который приносит холод, бури и даже снег.
Пятнадцатого февраля в Риме праздновали Луперкалии. Этот причудливый праздник, как и многие другие праздники года, свидетельствует о том, что римляне изначально были земледельческим народом. Это праздник очищения и плодородия. Он устраивается в честь бога Фавна. В этот день его жрецы-луперки бегают в козлиных шкурах по улицам и стегают козлиными ремнями женщин, которые желают детей или просят легких родов. При этом римлянки, известные обычно своими строгими правилами, обнажают низ живота и подставляют его жрецам. Те, которые все же стыдятся этого, подставляют под удары только руки. Конечно, в это время на улицах всегда множество мужчин, желающих насладиться этими возбуждающими играми.
Зимой почти все наши придворные страдали от простуд. И я выяснил, что местные лекарственные средства защищают от них гораздо лучше, чем египетские. Здесь были и такие, которых я совсем не знал в Египте, например, мята и ромашка.
Наша царица оставалась совершенно здорова. Правда, ей не приходилось мерзнуть: Цезарь велел установить в ее покоях две дюжины маленьких бронзовых печек, в которых днем и ночью жгли древесный уголь.
Наконец пришла весна. Дни становились все теплее. Рим, казалось, смирился с присутствием Клеопатры, тем более что Цезарь опроверг слухи о том, что он собирается разводиться со своей любимой и высокочтимой супругой Кальпурнией, чтобы жениться на египетской царице. Это все только злобная клевета его врагов. Египет может быть очень выгодным поставщиком зерна, и Цезарь хотел бы создать такие выгодные для Рима условия, чтобы он брал дань с Египта.
Волнения вокруг нее поутихли, и Клеопатра решила воспользоваться этим, чтобы пригласить самые знатные семейства Рима на весенний симпосий. Поводом послужило победоносное возвращение императора Юлия Цезаря из Испании, Все складывалось очень удачно, антипатия и предубеждения почти исчезли, а те, кто еще питал против нее подобные чувства, все равно пришли из любопытства.
Мне выпала честь сидеть за столом царицы вместе с протестом — дегустатором. Однако он пробовал только то, что подавалось на стол не из кухни Клеопатры, — вино, воду, соки и фрукты.
